– Изменить сущность некоего человека, сделав его драконом? – неуверенно предположил он. Маг улыбнулся.

– Очевидно, ты просто забыл.

– Вероятно.

– Винг, на Ринне четыре континента. И Ансалон не самый крупный из них.

Мимолётное удивление, лёгкая досада, улыбка.

– Вот видишь. Будь я взрослым, я бы не позабыл такой простой вещи.

Маг помолчал, гладя сверкающую чешую.

– Ты стал мне сыном, Винг. Но не должно никому, а тем более дракону, рости в отрыве от наследия своего народа. Это приведёт к...

– Психологической травме и неполноценному развитию личности. – завершил фразу Винг. – Я знаю это, отец.

– Ты ведь прекрасно понимаешь, к чему я затеял этот разговор.

Дракон кивнул.

– Обстановка в Палантасе становиться взрывоопасной. Меня слишком боятся.

– Верно, – усмехнулся Рэйстлин. – Ты вполне способен превзойти меня в магии, сынок.

– У тебя всё равно неизмеримо больше опыта.

– Знай я тогда, кого спасаю от смерти... – Рэйстлин помолчал. Потом, содрогнувшись, прошептал:

– Нет, лгу. Я всё равно не дал бы им убить тебя.

Винг с болью отвернулся, впуская и выпуская когти.

– Но ты дал им убить всех моих братьев и сестёр... – едва слышно сказал дракон.

– Логика, сынок. Я не мог спасти два десятка драконов. Ты сам видишь, во что вылилось спасение лишь одного. В религиозный психоз.

– Логика... Логика твердит мне, что в той бойне не было ничего ужасного. Погибли только два десятка детёнышей, на роде драконов это почти не отразилось. Обычный эпизод обычной войны. Торжество победителей. Так было всегда... Так должно быть! – с болью выкрикнул Винг, вскочив на ноги.

– Это наш мир, таким создали его боги! – продолжил он, не обращая внимания на слёзы. – Добро и Зло сражаются в веках, посылая на битвы миллионы чувствующих и мыслящих. Боги передвигают пешки на доске Ринн, развалившись в облаках и наслаждаясь теплом близкого им солнца!

– Они не любят нисходить вниз. Это неинтересно и грязно, здесь, внизу, полно крови и неприятных картин. Лучше построим ещё один светлый храм, или тёмную башню. Жертвы горят на алтарях, посылая небу проклятие в своём смертном вопле, но небу плевать на проклятия смертных, ибо оно к ним привыкло.

– Люди, встретившись со смертью, болью, горем, взывают к небесам, ища в вере забвение, ища в богах опору для гаснущей надежды. Костыли для слабых!

– Вместо того, чтобы проклясть этот мир и приложить свои силы для его изменения, они слявят богов, моля их о милости! Моля! МОЛЯ!!! О да, боги щедры! Они с радостью посылают смертным подарки в виде наводнений, войн, чумы, Катаклизмов! Боги – вампиры, питающиеся горем. Они едят боль и слёзы, ведь испокон веков им в ЖЕРТВУ приносили живых существ...

Рэйстлин прижал к себе плачущего драконыша, закрыв глаза.

– Винг, не плачь. Ты не из тех, кому нужны костыли.

Двое столь разных телом, но имеющих одну и ту же душу, долго не двигались, думая каждый о своём – и оба об одном и том же. Но наконец, человек нежно вытер дракону слёзы.

– Сынок, тебе действительно пришла пора найти себе друга. Поверь мне: три года среди друзей – равноценны трём векам среди врагов.

Винг помолчал.

– Зато потом, познав дружбу, один год среди врагов покажется веком.

– Я знаю, что ты не вернёшся.

Дракон вздрогнул.

– Отец, я не хочу улетать.

– Ты должен. Боль и горечь ты познал в совершенстве, Винг. Пришла пора тебе познать счастье и любовь. Лети... – маг запнулся. – ...сынок.

Потом он долго сидел в опустевшем зале своей башни, сцепив руки на груди.

– Почему меня не покидает чувство, словно некогда я уже говорил эти самые слова этому самому дракону?... – прошептал Рэйстлин.

Но не дождался ответа.