будет труднее зацепить нас зубами!

— Вниз! — пронзительно выкрикнула одна из голов, и самая нахальная тварь спикировала на Мораддина, пролетела всего в пальце от его одежды. Сын гнома машинально отмахнулся. Моментально другая голова, оказавшаяся поблизости, расцарапала длинными острыми зубами его ладонь и наверняка отхватила бы несколько пальцев, не приди на помощь хозяину белая летучая мышка. Зверек, поборов страх, выполз из-за воротника, взмахнул крыльями, поднялся в воздух и с гневным писком вцепился в обидчицу своего хозяина, закрыв собой ее узкие, горящие голубоватым пламенем глаза. Голова вильнула в сторону и исчезла в темноте вместе с мышкой, вонзившей миниатюрные зубы в тощий нос.

Еще два рокубони упали варвару на спину и сразу принялись терзать его кожаную куртку.

— Ах, ублюдки! — взревел Конан и покатился по земле, чтобы сбросить головы. Предупреждение Томэо позабылось, киммериец вскочил на ноги, выхватил меч и привычным движением, словно отражая удар чужого клинка, рассек налетевшую прямо на него тварь пополам. Две половинки черепа упали на землю, расплескалась темная вонючая кровь, но желаемого результата это не дало — разделенные части поползли друг к другу, воссоединились, голову на миг объял призрачный синий огонь, и спустя мгновение рокубони взлетел, скорчил рожу и показал Конану язык.

Мораддин, следуя примеру киммерийца, тоже поднялся и теперь стоял у костра, чуть согнув ноги и выставив перед собой слегка изогнутый длинный меч. Двух-трех ночных существ он сумел отпугнуть, однако рокубони казались неуязвимы, даже отсеченные уши немедленно прирастали к своему носителю…

Мышка скоро вернулась и, чтобы не мешать хозяину, вцепилась в его воротник сзади. Конан мельком заметил, что зверь все-таки откусил летающей голове нос и сейчас дожевывал его.

— Что вам надо? — заорал варвар. Прямо перед ним на высоте человеческого роста висели трое рокубони. Левому недоставало носа.

— Сдавайтесь! — прошипела голова с развевающимися на ветру длинными седыми волосами.— Вам не уйти!

— Что вам нужно? — напирал Конан, пытаясь выиграть время.— Что здесь делаете?

— Мы все летаем! И есть хотим! — простонала голова. — А ты будешь сожран первым!

— Вряд ли,— возразил киммериец. Похоже, загадочные рокубони желали только хорошенько закусить. Значит, и говорить с этими тварями не о чем.

Конан молниеносно выбросил вперед руку, схватил рокубони за грязные космы, крутанул визжащую голову, точно пращу, и ударил о стену полуразвалившегося сарая. Раздался глухой хруст, голова затихла, и варвар запустил ею в костер. Бесполезно — волосы вспыхнули, тварь завизжала еще громче, но смогла взлететь и теперь выписывала над костром бешеные зигзаги, уподобляясь жутковатому метеору. В свете пылающей летучей головы люди увидели, что наверху парят не меньше полутора десятков ее сородичей.

— Конан! — по-турански, чтобы не поняли головы, рявкнул Мораддин, раскромсав еще одного страшного врага.— Нам нужно любое укрытие! Пещера, сохранившаяся комната в усадьбе! Хватай Томэо и беги к большому дому! Я прикрою отход!

Варвар повернулся к девушке и увидел, как два рокубони, на вид довольно молодые (если такое понятие применимо к самостоятельно живущей голове), ухватили Томэо зубами за волосы и пытаются оттащить ее в сторону. Приметив, что твари после рассечения надвое воссоединяются не сразу, киммериец понял: у него и спутников есть шанс отступить к дому. Томэо истошно вопила и отбивалась коротким прямым кинжалом с широким зубчатым лезвием.

Оглянувшись на Мораддина и оценив страшную красоту зрелища — возле бывшего гвардейца кружили семь или восемь летучих голов,— Конан легко подхватил левой рукой Томэо, перед тем обезвредив на время обоих ее противников, и со всех ног бросился к старому дому. Мораддин поспешил следом, отшвыривая на бегу устремившихся за ним тварей. Мышь сидела на воротнике с самым недовольным видом и тихонько пищала.

— Не пускайте! — вдруг завыла одна из голов.— Не пускайте их к человечьему жилью! Поймать хоть одного!

Этой ночью рокубони не повезло. Конан был слишком упорен, а Мораддин — очень опытен для того, чтобы вот так запросто достаться кровожадным летающим тварям. Варвар споро взбежал по ступенькам, которые затрещали под его тяжестью, подождал Мораддина, способного видеть в темноте, и, взвалив Томэо на плечо (против чего она начала вяло возражать), попятился, разя мечом уже проникших через сломанную дверь рокубони.

— Проклятие! — раздался впереди рев Мораддина, его сопровождал грохот падения тела.

Потомок гномов не заметил в кромешной тьме ведущую в подпол лестницу и покатился по ступеням. Более осторожный варвар, нащупав носком сапога прогнившие доски, пошел на звуки ругани, прося богов лишь об одном: чтобы не рухнула лестница.

Наверняка боги, к которым взывал киммериец, были очень заняты или находились слишком далеко от Пагана, а потому последняя треть лестницы, не выдержав веса огромного варвара и прижавшейся к нему Томэо, развалилась, и они растянулись на холодном, скорее всего каменном, полу. Наверху уже раздавалась перекличка летучих голов, они даже не думали прекратить погоню.

— Куда дальше? — спросил Конан Мораддина, превозмогая острую боль в ушибленной голени.— Мы в подвале?

— Не совсем,— послышался из темноты голос спутника.— Справа от тебя в трех шагах крышка квадратного люка. Скорее всего, под нами есть еще одно помещение.

— О, Омитасу! — вдруг простонала Томэо.— Наверху остались меч, яшма и зеркало!

— Лучше забудь о своих игрушках,— прорычал Конан, нашаривая люк, о котором сказал Мораддин.— Я не пойду за ними. А—а, сопли Нергала!

Один из рокубони, обнаружив беглецов, неслышно спустился в подвал и попытался цапнуть Конана за шею.

Киммериец успел увернуться, но пострадало его ухо — зубы рокубони зацепили мочку, едва не откусив ее. Мораддин первым сообразил, что делать, а пока он стаскивал с себя куртку и накрывал ею летучую голову, слегка оглушенную ударом Конана и потерявшую почти все зубы, сам варвар, кряхтя от натуги, поднимал тяжеленную крышку люка.

Счастье, что прежние хозяева устроили неглубокий подпол, а лесенка, ведущая вниз, была металлической. Томэо первой сползла по ней, следом спустился киммериец, Мораддин, закрыв люк, присоединился к ним.

— Так—так.— Каменные стены отражали и многократно усиливали голос туранского гвардейца.— По- моему, здесь хранилось вино. Справа от нас бочки, не ушибитесь. Чуть впереди — невысокий столик… Ого! Хозяева оставили даже масляную лампу, и в ней есть фитиль. Конан, надеюсь, кремень с кресалом ты догадался убрать в кошель, а не оставил наверху?

— Держи.— Варвар, пошарив на поясе, протянул в сторону Мораддина кремень с кресалом, надеясь, что тот увидит его руку.

Невидимые пальцы спутника коснулись его ладони, раздалось клацанье, и, наконец, слабый оранжевый огонек осветил подвал заброшенного поместья. Наверху раздавались удары о камень — рокубони тщетно пытались прорваться к людям.

Когда-то в этом подвале действительно держали рисовое и фруктовое вина, столь любимые жителями Патана. Несколько огромных пятидесятиведерных бочек, покрытых пылью и плесенью, выстроились вдоль стены из желтоватого песчаника, а на столе в беспорядке валялись осколки фарфоровой кхитайской посуды и несколько бронзовых чарок.

— Мораддин? — Конан насторожился, увидев в руках приятеля куртку, которой было обернуто что-то круглое.— Что ты притащил сверху? Отвечай!

— Ну-у…— замялся его спутник и виновато посмотрел на киммерийца.— Я поймал тварь, едва не лишившую тебя уха. А в суматохе забыл отпустить…

Неприятности не закончились. Летучая голова, запеленатая в куртку Мораддина, дергалась и ругалась, угрожая «ж-жалким людиш-шкам» самыми разнообразными карами, у Конана невыносимо болела ушибленная лодыжка и кровоточила мочка уха, а белую мышку Мораддина вытошнило пережеванным носом рокубони.