На часах было ровно двадцать ноль-ноль. Хотя беспрерывные сумерки тянулись здесь четыре года подряд, люди все-таки следили за временем. Не только по часам, но и по биологическим ритмам, заложенным в них на далекой планете, до которой множество световых лет.

– Они сидят на собрании уже больше двух часов – и наверняка все толкут и толкут воду в ступе. Устали, наверно.

Он поднялся.

– Что ты собираешься делать? – спросила Эльжбета.

– То, что надо. Откладывать решение больше нельзя.

Она снова взяла его за руку, но тут же отпустила; словно поняла, что с ним происходит от ее близости.

– Удачи тебе.

– Это не мне нужна удача. Моя удача кончилась, когда меня выслали с Земли с пожизненным контрактом.

Пойти с ним она не могла: на собрании имели право присутствовать только главы семей и технические руководители. Ян был туда вхож как начальник технической службы.

Внутренняя дверь в герметизированный купол оказалась запертой; Ян громко постучал. Щелкнул замок, дверь приоткрылась… Начальник службы охраны порядка проктор-капитан Риттершпах подозрительно посмотрел на Яна крошечными заплывшими глазками.

– Ты опоздал.

– Заткнись, Хайн. Открывай.

Ян не слишком уважал начальника службы охраны порядка; тот изгалялся над всеми, кто был ниже рангом, и раболепствовал перед вышестоящими.

Собрание шло, как Ян и предполагал. Председательствовал Чан Тэкенг, на правах старейшего из старейшин. Он без конца колотил молотком и орал, но на него никто не обращал внимания. Как всегда, ругались, вспоминали старые обиды… Но по делу никто ничего не сказал и не внес ни одного толкового предложения. Уже больше месяца говорили они одно и то же, одними и теми же словами – но ничего не могли решить. Настала пора вмешаться.

Ян прошел вперед и поднял руку, прося внимания, но Чан его словно не заметил. Ян подошел ближе, еще ближе… И в конце концов остановился прямо перед человечком. Чан сердито махнул ему – «уйди» – и попытался смотреть мимо Яна, но это ему не удалось – Ян не шелохнулся.

– Убирайся! Сядь на свое место – надо соблюдать порядок!..

– Я буду говорить. Угомони их.

Этого не понадобилось. Люди увидели его, и голоса стали стихать. Когда Чан грохнул молотком, стояла уже полная тишина.

– Слово начальнику технической службы! – выкрикнул Чан и с омерзением отбросил молоток.

Ян повернулся к собравшимся:

– Я хочу напомнить вам некоторые факты, факты, с которыми вы спорить не станете. Первое. Корабли опаздывают. Крайний срок был четыре недели назад. За все годы, что приходят корабли, они никогда еще так не опаздывали. Больше четырех дней – такое случилось только однажды. Корабли опаздывают, и ждать их мы больше не можем. Если останемся здесь – сгорим. Утром необходимо прекратить все работы и начать подготовку к переезду.

– На полях осталось зерно! – крикнул кто-то.

– Оно сгорит, – перебил Ян. – Его придется бросить. Мы и так опаздываем. Пусть Иван Семенов скажет, если я ошибаюсь. Ведь он у нас начальник поездов.

– А как же зерно в хранилищах? – раздался чей-то голос.

Ян не ответил. Об этом попозже, всему свое время.

– Ну так что скажешь, Семенов?

Семенов неохотно кивнул седой головой.

– Да, – сказал он мрачно. – Нам пора двигаться. Иначе совсем из графика выбьемся.

– Именно об этом я и толкую. Корабли опаздывают. Если мы будем продолжать ждать – это нас погубит. Мы должны немедленно двигаться на юг. Остается надеяться, что они будут ждать нас на Южном материке. А зерно придется взять с собой.

Все ошеломленно притихли. Потом кто-то засмеялся, но тут же умолк. Это была новая мысль, а новые мысли лишь сбивали с толку.

– Это невозможно, – сказала наконец Градиль.

Собравшиеся согласно закивали. Ян посмотрел на угловатое лицо и тонкие губы старейшины рода Эльжбеты – и заговорил как можно ровнее, стараясь не выдать ненависть, которую вызывала у него эта старуха:

– Возможно. Ты женщина пожилая, но ничего не смыслишь в этих вещах. А я руковожу научной службой. И я говорю, что это сделать можно. Я все просчитал. Если ограничить наше жизненное пространство на время пути, то пятую часть зерна можно забрать с собой сразу же. А там мы разгрузим поезда и пошлем их назад. Если двигаться быстро – можно успеть. Они пойдут порожняком и смогут забрать еще две пятых. Остальное сгорит – но мы спасем почти две трети урожая. Когда корабли придут, продовольствие должно их ждать. Люди будут голодными. А мы сможем их накормить.

Присутствующие пришли в себя и подняли крик. Со всех сторон посыпались вопросы: насмешливые, издевательские, злобные. Председательский молоток стучал не переставая, но никто не обращал внимания. Ян повернулся к собранию спиной и стоял молча. Пусть покричат, пусть обмозгуют новую идею… Быть может, до них дойдет, и они начнут понимать. Эти упрямые крестьяне консервативны, ненавидят все новое. Когда угомонятся – он станет разговаривать с ними; а пока он стоял к ним спиной, словно их и вовсе не было, и смотрел на свисавшую с купола громадную карту планеты, единственное украшение большого зала.

«Халвмерк» – так назвала планету команда первооткрывателей. Полумрак, сумеречный мир. Официально, в каталогах, она называлась бета Возничего III, третья планета, единственная пригодная для жизни из шести, вращающихся вокруг неистово-жаркой голубоватой звезды. «Пригодная» – не совсем то слово. У этой планеты была аномалия, чрезвычайно интересная для астрономов, которые изучили ее, занесли все данные в отчеты и полетели дальше. Столь интересной для ученых и почти обитаемой для людей ее сделал большой осевой наклон. Осевой наклон в сорок один градус и удлиненный эллипс орбиты создали ситуацию совершенно уникальную. Осевой наклон Земли составляет всего несколько градусов, но этого достаточно, чтобы вызвать значительные сезонные изменения. Ось – линия, вокруг которой вращается планета; осевой наклон – угол, на который ось отклоняется от вертикали. Сорок один – очень сильное отклонение; и это, в комбинации с длинным эллипсом орбиты, привело к весьма необычным результатам.

Зима и лето здесь длятся четыре земных года. Четыре долгих года на зимнем полюсе темно; он скрыт от солнца. Но когда планета проходит короткую кривую у конца эллиптической орбиты и на зимний полюс приходит лето – все меняется быстро и радикально. Зимний полюс становится летним и в следующие четыре года подвергается непрерывному облучению, что приводит к жесточайшим климатическим изменениям.

А между полюсами, от сорока градусов северной до сорока градусов южной широты, царит бесконечное пылающее лето. Температура на экваторе почти постоянна – около ста градусов по Цельсию. На зимнем полюсе температура колеблется около нуля, временами даже бывают морозы. И на этой планете температурных крайностей есть только одно место, где люди могут жить. Зона сумерек, полоса вокруг зимнего полюса. Здесь температура меняется слегка, от двадцати двух до двадцати восьми градусов. Здесь могут жить люди и расти злаки. Замечательные мутировавшие злаки, способные прокормить полдюжины перенаселенных планет. Атомные опреснительные станции снабжают поля водой, превращая морские соли в химические удобрения. Земные растения здесь не имеют врагов, потому что вся местная жизнь основана на соединениях меди, а не углерода. Земные организмы – отрава для местных. Местные растения планеты не могли конкурировать с земными, углеродными, которые и росли быстрее, и приспосабливались лучше. Местная растительность оказалась вытесненной, уничтоженной, – а злаки росли. Злаки, приспособившиеся к постоянному приглушенному свету и неизменной температуре. Они росли и росли.

Росли четыре года подряд, пока не наступало лето и не поднималось над горизонтом палящее солнце,