— Адвоката мне! Адвоката! Требую обеспечить защиту моих гражданских прав! — орал Билл, колотя по решетке камеры покореженной миской, в которой ему доставляли ужин, состоявший из хлеба и воды. Однако никто не откликнулся на его зов, и, окончательно охрипнув, Билл обессиленно свалился на бугристую пластиковую койку и уставился в металлический потолок. Погрузившись в отчаяние, он смотрел невидящим взглядом на крюк в потолке, пока наконец не сообразил, на что он смотрит. Крюк? Зачем он здесь? Несмотря на апатию, овладевшую Биллом, эта мысль не давала ему покоя — точно так же, как не оставляло его недоумение по поводу того, что в придачу к дырявому тюремному комбинезону ему выдали крепкий пластиковый ремень, снабженный огромной пряжкой. Кто же подпоясывает ремнем комбинезон, сшитый из цельного куска ткани? У Билла отобрали решительно все, оставив ему бумажные тапочки, засаленный комбинезон и отличный ремень. Зачем? И зачем здесь этот крепкий большой крюк, нарушающий нетронутую гладкость потолка?

— Спасен! — закричал Билл и, вскочив на краешек койки, расстегнул ремень.

На конце ремня тут же обнаружилось отверстие, точь-в-точь подходящее для крюка. Пряжка же представляла собой великолепный узел для скользящей петли, готовой любовно обвиться вокруг Билловой шеи. Стоило только сунуть голову в петлю, установить пряжку где-то под ухом и отпихнуть койку, чтобы повиснуть над полом на расстоянии фута. Ну просто блеск!

— Ну просто блеск! — в полном восторге заорал Билл, спрыгнул с койки и, громко улюлюкая, забегал кругами под висящей петлей. — Я еще не зарезан, не поджарен и не подан к столу! Они, значит, хотят, чтобы я покончил с собой и тем самым облегчил им жизнь.

Билл улегся на койку со счастливой улыбкой на губах и погрузился в размышления. Наверняка он может как-то выкрутиться из этой ситуации и остаться в живых, иначе зачем бы им прилагать столько усилий, чтобы предоставить ему возможность покончить с собой? А может, они ведут какую-то другую, более тонкую игру? Подают ему надежду, когда надеяться на самом деле не на что? Нет, это вряд ли. У них есть множество качеств: мелочность, эгоизм, злоба, мстительность, высокомерие, жажда власти — этот перечень можно продолжать до бесконечности, но ясно одно: такая черта, как тонкость, в него не войдет. У них? В первый раз в жизни Билл задумался над вопросом: что значит — они? Все взваливали на них ответственность за свои беды, каждый знал, что от них исходят все неприятности. Он по собственному опыту знал, каковы они на самом деле. Но кто же они такие?

Чьи-то шаги замерли у дверей камеры. Подняв глаза, Билл столкнулся с пронзительным взглядом Смертвича Дранга.

— Кто они такие? — спросил Билл.

— Они — это каждый, кто хочет быть одним из них, — философски изрек Смертвич, цыкая зубом. — Они — это одновременно и образ мышления и социальный статус.

— Не компостируй мне мозги своими дурацкими загадками! Я задал прямой вопрос и жду такого же прямого ответа.

— А я тебе прямо и отвечаю, — искренне удивился Смертвич. — Они умирают, на смену им приходят другие, но как социальное явление они бессмертны.

— Ладно, зря я спросил, — сказал Билл и, придвинувшись к решетке, прошептал: — Мне нужен адвокат. Смертвич, дружище, ты можешь найти мне хорошего адвоката?

— Они сами назначат тебе адвоката.

Билл издал громкий неприличный звук:

— Ну-ну, мы-то с тобой хорошо знаем, что из этого получится. Мне нужен адвокат, который меня вытащит. Деньги у меня есть.

— С этого надо было начинать. — Смертвич надел очки в золотой оправе и стал медленно листать маленькую записную книжку. — Я возьму десять процентов комиссионных.

— Идет.

— Так… Тебе нужен честный и дешевый адвокат или дорогой, но жулик?

— У меня есть семнадцать монет, спрятанных в таком месте, где их никто не найдет.

— Так бы сразу и сказал. — Смертвич захлопнул книжку. — Видимо, они подозревали об этом, потому и выдали тебе ремень да сунули в камеру с крюком. За такие бабки ты можешь нанять самого лучшего адвоката.

— А кто из них лучший?

— Абдул О’Брайен-Коэн.

— Давай его сюда.

Дважды приносили Биллу болтанку из непропеченного хлеба с водой, прежде чем в коридоре снова послышались шаги и звучный проникновенный голос эхом прокатился по темнице.

— Салам, приятель! Клянусь, я преодолел гезунд штик[7] препятствий, чтобы добраться до тебя.

— Мое дело будет рассматриваться военно-полевым судом, — сказал Билл скромному спокойному человечку с простоватым лицом, стоявшему за решеткой. — Не думаю, чтобы на нем разрешили присутствовать штатскому адвокату.

— Ей-Богу, земляк, по воле Аллаха я готов ко всяким неожиданностям. — Адвокат вытащил из кармана щетинистые усики с нафиксатуаренными кончиками и приклеил на верхнюю губу. Одновременно он выпятил грудь колесом, плечи его, казалось, сделались шире, в глазах появился стальной блеск, а мягкие черты лица приобрели офицерскую надменность. — Рад с тобой познакомиться. В этом деле мы будем заодно, и я хочу, чтобы ты крепко усвоил — я тебя не подведу, хоть ты и простой солдат.

— А куда же исчез Абдул О’Брайен-Коэн?

— Видишь ли, я военный юрист в запасе. Капитан А. К. О’Брайен к вашим услугам. Насколько я помню, разговор шел о семнадцати тысячах?

— Из них десять процентов мои, — вмешался подоспевший Смертвич.

Начались переговоры, которые заняли несколько часов. Все трое испытывали взаимную симпатию, уважение и не верили друг другу ни на грош, так что пришлось выработать массу предосторожностей. Наконец Смертвич и адвокат удалились, унося с собой детальный план спрятанного клада, а у Билла осталось подписанное кровью и скрепленное отпечатками больших пальцев признание в том, что они являются членами партии, поставившей своей целью свержение императора. Когда оба пришли обратно с деньгами, Билл вернул им признание в обмен на расписку О’Брайена в получении пятнадцати тысяч трехсот кредиток в качестве окончательного расчета за защиту Билла перед Генеральным военным трибуналом. Ко всеобщему удовлетворению, все было проделано быстро и по-деловому.

— Изложить вам мою версию событий? — спросил Билл.

— Разумеется, нет, поскольку она не имеет никакого отношения к обвинениям. Когда ты вступил в армию, ты автоматически лишился всех неотъемлемых прав человека. Поэтому они могут сделать с тобой все, что угодно. Остается уповать только на то, что они сами являются узниками своей же системы и должны подчиняться сложному и противоречивому кодексу законов, который складывался в течение многих столетий. Они хотят расстрелять тебя за дезертирство, и дельце, надо сказать, состряпали непробиваемое.

— Значит, меня расстреляют?

— Вполне возможно, но у нас есть шанс, и мы должны рискнуть.

— Мы?.. Ты что — претендуешь на половину пуль или как?

— Не хами, когда разговариваешь с офицером, дубина. Положись на меня, не теряй веры и надейся, что они допустят какой-нибудь ляпсус.

Теперь оставалось только сидеть и ждать судного дня. Билл догадался, что час его пробил, когда ему принесли форму с лычками заряжающего 1-го класса. Затем послышалась грозная поступь охранника, дверь