кабинет психологической разгрузки, в нескольких тысячах километров к югу экипаж вертолета, доставлявшего почту в высокогорный кишлак, стал свидетелем удивительной картины. Прямо в небе над горами открылась дыра. Высунувшаяся из нее огромная зубастая башка на длинной розовой шее принюхалась, подозрительно поводя глазами. Шея вытягивалась все дальше и дальше, и вот уж из дыры выпорхнул дракон, на спине которого восседал белобрысый молодой человек и маленький круглый шайтан с горящими глазами.

Олло чувствовал себя муравьем, которого вздорная Каменная Фея засадила в кусок янтаря. Правда, в отличие от муравья, эльф был жив, и это сильно добавляло неудобств. У Олло затекли руки и ноги, и спина, и вообще все, что только могло затечь. Ни шевельнуться, ни вздохнуть. Желудок, хоть и в миллион раз медленнее, но все же работал, отчего на ум приходили всякие неудобные мысли. Всю вечность, проведенную в каменном брюхе холма, несчастный эльф мечтал о жареном гусе, покрытом хрустящей корочкой, изнутри набитом яблоками со щепоткой корицы; и рядышком чтоб был сотейник с острым соусом, пахнущим чесноком и пряными травами, и запотевший кувшинчик лучшего мизинетского вина, и…

– Хватит! – беззвучно закричал Олло. – Я не хочу есть! Я сыт! И думать не хочу о еде! Мне плевать, что существуют в мире яблоки, и пироги и жареное мясо, и уха из трех сортов рыбы, а лучше – из десятка, и чтоб непременно с перчиком… Тьфу!

Чтобы отвлечься от гастрономических мыслей, Олло принимался думать о чем-нибудь другом, и столь рьяно, что новая идея полностью захватывала его, и, чтобы не свихнуться, эльфу снова приходилось менять предмет размышлений. Уже через несколько вечностей, Олло старался не думать не только о еде, но и о женщинах, магии, управлении автомобилями, новогодних подарках, храме Киззинска в родном Цупете, еде (будь она неладна!), Заззу, Гереморе, бабушке, рулетах с грибами (опять еда, сколько ж можно!) и многом другом.

В тот миг, когда все началось, Олло старался не думать о прелестях молоденькой официантки из любимого всей гвардией кабачка «У Трех Крыс». Он как раз не представлял девушку в пикантном наряде из колец копченой колбасы, когда вдруг почувствовал, что может шевелить кончиками пальцев. Наслаждение от этого нехитрого действия было столь велико, что эльф даже замурлыкал.

Чудеса продолжались. Оцепенение стремительно отступало. Ему на смену явились ломота и жар и боль, но все это было вполне умеренной платой за возможность снова двигаться, дышать. За возможность быть живым. На деле, не только в мыслях.

Едва Олло почувствовал себя живым, земля под ним вздыбилась, и неведомая сила понесла его вверх.

– Боги! – пискнул эльф, и вдруг обнаружил, что может не только двигаться, но и видеть. Зрение! Эльф напрочь забыл об этом свойстве своего организма, и теперь с трудом приноравливался к нему. Потому что свет был всюду. Он пронизывал закрытые веки, просачивался сквозь кожу и взрывался в голове красным, нестерпимо ярким фейерверком.

А потом настала пора ветра. Он свистел и ревел над эльфом, рычал и свистел и от этого нестерпимо болели уши, привыкшие к вечной тишине.

– Лучше бы я умер, – забубнил Олло, – лучше бы я умер, лучше бы…

– Эй, что он мелет? – раздалось рядом.

– Кто тут? – прохрипел эльф, не открывая глаз.

– Он сказал «кто тут» или «тук-тук»? – спросил другой голос.

– Тебя надо спрашивать. Ты ближе всех сидишь к его голове, – сказал первый.

«Надо же. Все-таки я умер и лежу в могиле» – с грустью подумал Олло. – «А разговаривают, должно быть, черви. Но откуда тогда свет?».

Превозмогая резь, Олло открыл глаза. Ну точно – могила… Свежая земля. Но почему он лежит на боку? И почему, во имя всех богов, на него взгромоздились трое? Сидят, понимаешь, как на скамейке, и в ус не дуют!

Олло заворочался, взбрыкнул, и в тот же миг почувствовал облегчение. Бесцеремонные личности, ругаясь, ссыпались с него, как говорящие горгульи с карниза обветшавшего собора. Теперь все трое лежали подле эльфа, стонали и сквернословили.

Олло поднял голову. Поднес руку к волосам. Косички стояли колом, будто сталагмиты на дне пещеры.

– И этот жив, – произнес знакомый голос. Эльф обернулся. В нескольких шагах он увидел орка. Гиллигилл стоял, покачиваясь, как подвыпившая горилла. На его плечах, не в силах разжать затекшие пальцы, висел бледный чертопрыщенец. Еще трое лежали на земле, тараща осоловелые глаза. Рядом сидел Геремор. Он походил на опоясанный мечом белый гриб, только-только пробивающийся на свет, и потому от шляпки до корней перемазанный землей.

Чуть ниже по склону Олло увидел Наташу. Девушка уже встала на ноги и пыталась отбросить с лица спутанные черные волосы.

Олло встал на четвереньки, потом с трудом поднялся на ноги. Огляделся.

– Живы, – прошептал он. – Живы.

Они находились на холме. На том самом холме, где некогда располагалось странное заведение Чертопрыщенко. Правда теперь на месте зданий были лишь руины. Ангар с бесноватыми машинами напоминал кузню, в которой повеселились тролли. От Храма Сундука остались только обломки стен.

Зато эльфы, и орки, и люди все были в целости и сохранности. По какой-то причине холм исторг их из каменной утробы, за что Олло не преминул поблагодарить местных подземных богов.

– Виктор Антонович! – послышалось сзади. Олло обернулся. В нескольких шагах от него, глупо моргая глазами стоял Чертопрыщенко. Он выглядел не лучше других: такое же подземное чудище, выброшенное на поверхность. И к этому вот чудищу мчалась со всех ног по склону прекрасная каштанововолосая дама в богатом наряде. Она протягивала руки, и кричала, и серьга в виде скорпионьего хвоста в ее губе ярко блестела на солнце.

– Люба, – пробормотал Олло. – А… а это кто?