то филологические изыскания, литературная деятельность в виде драм, критики, публицистики, исторические труды - везде и всегда дышит задушевнейшая мысль о народе как главной исторической силе. В стихах Аксакова остался не только пафос его любимой мысли о народе, но в иных и такие стороны, которые, может быть, как никогда многое говорят современному сознанию. Огромную опасность для человека он видел в бездуховности. Для 'толпы эмигрантов' (из одноименного стихотворения) не существует никакой высшей истины, кроме 'осязательного пути', кроме только материального. Но зло гнездится еще глубже - это 'вещественное', 'плотское', не вынося пустоты своего эмпирического существования, хочет 'в дух втесниться', принимает обличье 'лже-духа' (одноименное стихотворение), в котором лишь

'Лже-дух' претендует уже на универсальность бытия, ему мало 'вещественной' власти над человеком, он хочет контролировать в нем и вседуховно-сокровенное, интимное, хочет стать для него всем, а в сущности ничем. Искус этого лже-духа особенно велик оттого, что, легко внедряясь в бытийные низы человека, он эти низы 'освещает' доводами рассудка, некой научности, принимающей только 'осязательный путь' и освобождающей человека от его духовных, нравственных задач. Константин Аксаков и в современной ему литературе видел такую 'точку эмпириков', самоуверенных, рассудочных, посмеивавшихся, кстати, над его чудачествами.

Бердяев в своей книге о Хомякове назвал ранних славянофилов бытовиками, крепко связанными с устойчивым бытом, лишенными катастрофического ощущения бытия, Психологически славянофилы менее всего были укоренены в быте. Если нельзя не увидеть трагическое в самом бытии человека, мучительно раздвоенного между осознанием христианского идеала и невозможностью достигнуть его на земле, то в высшей степени трагической была жизнь славянофилов. Ибо в отличие от западников, так сказать, детерминированных преимущественно социальной средой, основным двигателем учения, поступков славянофилов была мораль, принцип единства мысли и поведения. Нравственная безупречность славянофилов была такова, что даже сами их противники - западники, либералы, писали об их редчайшем благородстве. Глубочайшая разница была в том, что западников больше занимало 'общественное зло' (запрет свободы, слова, крепостное право), в то время, как славянофилы неизмеримо глубже видели природу зла прежде всего в самом человеке, устремляя главные свои усилия на самоусовершенствование (что не мешало им, однако, не быть равнодушными и к общественному злу - характерно, что именно славянофилы в лице Ю.Самарина и других готовили проект освобождения крестьян 1861 года). Далеко от бытовой идиллии была и личная жизнь этих людей, знавших и тяжелые утраты (смерть молодой жены Хомякова, оставившей на его руках пятерых малых детей), и бездны аскезы (уход в Оптину пустынь Ивана Киреевского).

Но, пожалуй, никто из этих людей не был так духовно беспощаден к себе и последователен в прямоте духовно-нравственного выбора, как Константин Аксаков, чистота которого доходила до того, что, не создав собственную семью, он умер девственником, В писаниях своих он был тем же, что и в жизни: братски близок ему был тот,

Кстати, эта прямота и в знаменитых строках поэмы Ивана Аксакова 'Бродяга':

Интересно сравнить эту аксаковскую 'прямую дорогу' с тем образом дороги, которую дает историк В. Ключевский в своей статье 'Этнографические следствия русской колонизации верхнего Поволжья': 'Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся... Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями.

Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую дорогу'. Географически разные дороги и могут привести к 'прямой цели', но нравственно чаще всего одна, прямая дорога ведет к праведничеству (как у К.Аксакова), другая, 'извилистая',- к либерализму (как у В.Ключевского).

Из века в век сквозным принципом эта 'прямота' как черта нравственная проходит через всю русскую историю, литературу. В величайшем творении древнерусской литературы 'Слово о Законе и Благодати' митрополита Илариона (XI век) сказано: '...и будуть кривая въ праваа' ('и будут кривизны прямыми'). В присяге избранному на всероссийский престол государю Михаилу Федоровичу Романову говорилось: 'Служити мне ему Государю и прямить и добра хотелось и безо всякие хитрости'. Оптинский старец Амвросий писал о другом оптинском старце, что в письмах своих он 'обнажает истину прямо'. Писатель XVIII века Андрей Болотов свою автобиографическую книгу назвал разговором с 'прямым сердцем и душой'. У русских классиков: 'прямой путь', 'идти прямою дорогою выгоднее, нежели лукавыми стезями' (Фонвизин), 'прямой поэт' (Пушкин), 'счастье прямое' (Жуковский), 'свободою прямою' (Батюшков), 'мы сохраним сердца прямые' (С.Аксаков), 'прямота чувств и поведения' (Достоевский), 'прямые и надежные люди' (Лесков), 'настоящая русская речь - добродушная и прямая' (Тургенев о 'Записках ружейного охотника' Аксакова), 'благородная прямота' народных песен (П.Киреевский), 'горячая прямота' Багрова (героя 'Семейной хроники' С.Т. Аксакова), 'святое всегда прямо' (В.Розанов) и т.д.

В отличие от старшего брата Константина, домоседа, почти никуда не выезжавшего, совершенно отрешенного от практических вопросов, погруженного в летописи, в свою диссертацию о Ломоносове, одержимого яростными спорами с западниками в узком кругу московских знакомых, в отличие от Константина Иван Аксаков с юности после выхода из Петербургского училища правоведения начал усердно служить чиновником, много путешествовал с практическими, познавательными целями по России и Европе. Сначала состоял при Министерстве юстиции, потом, спустя два года, в 1844 году, был назначен членом ревизионной комиссии в Астрахани. И от этой канцелярской работы он испытывал удовлетворение, считал, что благодаря ревизии он не только приобрел опытность в службе, но и узнал лучше действительность, 'переворачивая народ со всех сторон, во всех его нуждах'. Потом последовала служба в Калуге, Петербурге. Командировка в Бессарабию, в Ярославскую губернию, где он пробыл два года. По поручению Географического общества отправился в Малороссию для обозрения и описания украинских ярмарок. Кроме практической цели была и художественная сторона этого путешествия: Иван Сергеевич чувствовал себя пленником той прелести и обаяния, которыми уже в прежние поездки обдавала его Малороссия, и теперь совсем должна была покорить его: и самой природой, и видом сел с белыми хатами, живописно