единственно полноценные, должны властвовать над остальными нациями мира.

По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, вроде ультиматума: признайте господство добровольно, и тогда все будет в порядке - в противном случае неизбежна война... Вполне вероятно, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство'.

Насколько прозорливы сталинские слова об опасности для народов американо-английских расистских притязаний на мировое господство, свидетельствуют события нашего времени, когда Америка при поддержке Англии беспощадно расправляется с неугодными режимами, 'неполноценными нациями' (Сербия, Ирак - кто следующий?).

Черты той или иной нации становятся выпуклее в своей характерности при сопоставлении их выдающихся представителей. Вот два великих путешественника - русский Миклухо-Маклай и англичанин Джеймс Кук. Из жизни Миклухо-Маклая среди папуасов Новой Гвинеи известен такой случай. Кто-то из туземцев украл его топор. Как ни был Маклай расстроен пропажей столь необходимого ему в хозяйстве предмета, он ничего не сказал об этом туземцам. Но через несколько дней они сами пришли к нему и вернули топор с подарками. Человечное обращение привело к тому, что туземцы стали отвечать русскому путешественнику сердечным вниманием, называя его 'другом', 'братом', 'отцом'. Таким он и остался в памяти их потомков. А вот другой тип отношений с туземцами в лице англичанина Кука. Английский автор Алистер Маклин в своей книге 'Капитан Кук' постоянно отмечает такую черту своего героя, как жестокость, 'диктаторство' по отношению к 'дикарям'. Каждая очередная встреча с ними начинается с насилия, выстрелов, убийств. Излюбленная тактика - взятие заложников по всякому мелкому и даже нелепому поводу. К примеру, после дезертирства двух его матросов Кук 'схватил полдюжины местных вождей' и держал их в качестве заложников, грозя карой, если они не помогут вернуть матросов на корабль. Эта практика продолжалась вплоть до трагической развязки. Во время пребывания Кука в деревне 'дикарей' у него были похищены слесарные инструменты. Он решил забрать в заложники короля местного племени (который незадолго до этого обожествлял его как белого человека). По дороге произошла схватка с туземцами: 'Кук собственноручно убил одного человека' и сам погиб от ударов дубинок. Автор книги замечает, что настороженность, а затем враждебность туземцев к тем, кого они при первом знакомстве принимали за богов, можно понять: 'Колоссальная самонадеянность западноевропейских наций, которые странствовали по миру, захватывая все, что попадалось, независимо от желания и взглядов законных владельцев этих районов, просто поражает'.

В одном из своих выступлений Путин призвал к повышению 'качества жизни'. Когда нет элементарных условий, никакой гарантии для безопасности жизни, то этот призыв кажется довольно отвлеченным. В быт, в психологию народа за все 'демократические' годы въелось слово, не имевшее такого жуткого смысла в истории русского языка - выживание. Ценность жизни - в самом ее величайшем, дарованном Богом благе. Но на пути к этому благу такое множество препятствий, что жизнь зачастую теряет свой благодатный смысл. И среди этих препятствий - социальная среда, активно влияющая на психологию, духовный мир людей.

В каком же отношении 'качество жизни' находится к социальной среде в нынешней России? Среда эта порождена 'криминальной революцией', продолжающейся до сих пор. Уже определились чудовищные формы социальной несправедливости с фантастическим разрывом между богатыми и бедными, объявлена амнистия вывезенному на Запад воровскому капиталу. Старт 'демократическому образу жизни' был задан азартом грабительства, разжиганием самых низменных страстей, зависти. Как поведал по израильскому радио Березовский: кто получил миллиард, завидовал тому, кто получил три миллиарда, кто три - завидовал тому, кто получил пять, и т. д. Традиционный христианский коллективизм русского народа вытравливался индивидуализмом, безудержным эгоизмом. Всепоглощающим стал культ наживы, денег.

Есть у нас, русских, национальная черта, которой можно объяснить многие наши беды. В своей 'Истории русской церкви' митрополит Макарий рассказывает, как по Руси в Смутное время валом катилось всеобщее признание Лжедмитрия. Все войско, все бояре, народ, все митрополиты, архиепископы, епископы признали его. Исключением был только Астраханский архиепископ Феодосий. Привезенный из Астрахани в Москву Феодосий, в ответ на гневный вопрос самозванца: 'Кто же я?' - прямо отвечал, что он не царевич Дмитрий. 'Смелый ответ так подействовал на Лжедмитрия, что он не только не предал казни Феодосия, но не велел даже его оскорблять'. Автор 'Истории русской церкви' спрашивает: 'Осудим ли мы тогдашних святителей наших за то, что они покорились самозванцу?' И как на смягчающее обстоятельство ссылается на следующее: 'Покорились, быть может, потому, что не в силах были, как и многие из мирян, противостоять всеобщему увлечению' (Митр. Макарий (Булгаков). История русской церкви, кн. VI. М., 1996, с. 77). Вот в этом и наша русская беда: во 'всеобщем увлечении' тем, чем увлекаться, по здравом размышлении, и не следовало бы. Сколько таких 'всеобщих увлечений' было в нашей истории! И 'жидовствующие' в конце XV века, когда иудейскому соблазну поддалась не только рядовая паства, обманутая врагами христианства, но и сам великий князь Иван III вместе с митрополитом Зосимой (пресекли эту величайшую угрозу для православия Новгородский архиепископ Геннадий и игумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий). И 'всеобщее увлечение' троцкистской 'мировой революцией', остановленное Сталиным. Теперь все направляется к тому, чтобы сделать предметом 'всеобщего увлечения', говоря расхожим языком западных философов - 'проект постмодерна', то есть 'нового порядка' во всем - в обществе, культуре, науке, образовании и т. д. Обычно умалчивается о религии, идеологии, но суть 'проекта' неотделима от их 'преобразования'.

Модой становится консерватизм, выставляемый в качестве альтернативы либерализму. Но что меняется по сути? Та же сатанинская власть денег. То же еврейское господство - экономическое - в средствах массовой информации. То же наплевательство по отношению к народу. И сам народ - это только 'электорат' на гонке выборов. Надо все-таки иногда включать телевизор, при всем отвращении к нему: можно услышать то, что следует знать. Вот, например, 26 января 2004 г. по каналу 'Культура' передавалась беседа с раввином Адольфом Шаевичем. По его словам, нет ни одной еврейской семьи, которая не пострадала бы от погромов, фашизма, что в каждой еврейской душе живут опасение и боль, и потому евреи такие грустные, и сам он грустный. 'Посмотрите на наших юмористов Жванецкого, Хазанова и всех других - они тоже все грустные'. Ведущая отметила в раввине 'великое смирение'. А я подумал: 'Вот если бы раввин с таким же смирением посетовал на 'опасение и боль', вернее, на кровоточащие раны почти в каждой русской душе от погрома, учиненного 'грустными евреями' - гайдарами, чубайсами, кириенками! Ведущая не увидела опасности фашизма в России: смотрите, как хохочет русская публика от эстрадных острот Жванецкого, Хазанова. Да уж, чего-чего, а этого добра хватает у русских простаков - беззлобного восторга перед глумлением над собой!

Но не чудо ли, что, несмотря на неслыханный погром, который любой другой народ вряд ли бы вынес, наш народ все-таки выстоял и, несомненно, еще заявит о себе в полную меру своих духовных, исторических сил. У народа своя жизнь, свое назначение, не его дело ораторствовать, выставлять всякого рода 'проекты постмодерна', но если и есть где почва для консерватизма, то, конечно же, не в головах увлеченно философствующих умников, а в самом народе, в традиционных его духовно-нравственных ресурсах, принципах правды, социальной справедливости. Ныне даже и патриот не патриот, если он не ругает народ, не обвиняет его в нынешних бедах, не требует покаяния за прошлое. В одном из своих писем, говоря о 'критическом отношении молодых священников к народу', К.П. Победоносцев писал: 'Им и на ум не приходит, что они сами кость от костей этого народа... что какой бы ни был этот народ - мы пропали бы без него, ибо в нем - источник и хранилище нашего одушевления и возбуждения и сокровище сил веры...'. В шестидесятых годах теперь уже прошлого столетия лучшие русские писатели, мы, 'молодогвардейцы' (авторы журнала 'Молодая гвардия'), идеал народности чаще всего видели в деревенских старушках, так сказать, в их нравственном свете. Конечно, была в этом своя избирательность, ведь народ - это не одни старушки, но и Курчатов, Королев, Гагарин, крупные деятели во всех областях жизни, и ныне это особенно очевидно. Но за нынешним разговором об 'элите' как бы забывается: что же это за элита, интересы каких сил она выражает? И не преувеличивается ли разрыв между 'элитой' и 'не элитой'? Ведь если рассуждать по-христиански, каждая личность уникальна, неповторима, отсюда ее абсолютная ценность. Потому-то один из глубочайших тайновидцев сущности человеческой личности святитель Григорий Палама говорит,