— Нет, ты молодец, — сказала женщина, наклонившись ко мне. Минуя Энджи, она глядела теперь прямо на меня. — Если б мой Лерой так лихо умел зубы заговаривать, то я скандалила бы куда как меньше все эти двадцать лет.

Бедняга Лерой, подумал я.

Где-то над Пенсильванией Энджи сказала:

— Господи боже...

Я поднял голову от ее плеча:

— Ты это о чем?

— О возможностях.

— Каких еще возможностях?

— Разве ты не видишь? Если пересмотреть все, что мы считали, если изменить угол зрения и согласиться с тем, что Дезире — не просто дурная и несколько испорченная девчонка, а настоящая паучиха, не ведающая жалости машина, чей единственный двигатель — это корысть, тогда, о боже...

Я распрямился в кресле.

— Ну продолжай, развей эту мысль, — сказал я.

Она кивнула:

— Ладно. Нам известно, что это она толкнула Прайса на ограбление. Так? Так. А после она внушает Джею мысль о необходимости отнять деньги у Прайса. Причем говорит она обратное. Ну, что-нибудь вроде: «О Джей, неужели же нам так нужны эти деньги, неужели мы не будем счастливы и без них?» — но мысленно она, конечно, твердит одно: «Заглотай наживку, заглотай, дурак несчастный!» И Джей глотает наживку. Но денег найти он не может. Потом она догадывается о том, где находятся деньги, и идет, чтобы добыть их, но никто ее на этом не ловит, как она рассказывала. Она получает деньги. Теперь у нее возникает новая проблема.

— Джей.

— Совершенно верно. Дезире знает, что, исчезни она, и Джей сделает все, чтобы отыскать ее. А сыщик он отличный. И к тому же ей мешает Прайс. Следовательно, просто исчезнуть она не может. Ей надо умереть. И вот...

— Она убивает Илиану Риос, — продолжил я.

Мы глядели друг на друга вытаращенными, как я был уверен, одинаково глазами.

— Стреляет в нее в упор прямо ей в лицо из автомата, — сказала Энджи.

— Неужели такое возможно? — сказал я.

— Почему бы и нет?

Я посидел, обдумывая такую возможность, свыкаясь с нею. Действительно, а почему бы и нет?

— Если допустить это, — сказал я, — то значит, мы допускаем, что она...

— Не имеет совести, не ведает жалости, напрочь лишена каких бы то ни было моральных принципов и вообще всего того, что делает человека человеком, — кивнув, докончила Энджи.

— А если это так, — сказал я, — то стала она такой не в один прекрасный день. В чудовище она превратилась уже давно.

— Яблоко от яблони... — сказала Энджи.

И тут-то меня и осенило. Словно вдруг на меня обрушился тяжеленный камень. Кислород в моей груди закрутился в вихре пронзившей меня ужасающей ясности.

— Какая ложь — самая лучшая? — спросил я Энджи.

— Та, в которой почти все правда.

Я кивнул.

— Почему Тревор с такой силой хочет смерти Дезире?

— Скажи ты.

— Потому что не он организовал убийство на Тобин-бридж.

— А она, — почти шепотом произнесла Энджи.

— Дезире убила свою мать, — сказал я.

— И пыталась убить отца.

— Неудивительно, что он так на нее взъелся, — сказала женщина рядом с Энджи.

— Неудивительно, — повторил я.

Для того, кто владел информацией и смотрел на вещи с правильной стороны, все было ясно и написано черным по белому. Газеты пестрели заголовками, вроде «Троицу обвинили в зверском убийстве, потрясшем сообщество Марблхеда» или «Трио предполагаемых жестоких убийц привлечено к суду по обвинению в угоне автомобиля». Но все эти сообщения исчезли с первых газетных страниц, как только Гарольд Мэдсен из Линна, Колем Деверо из Южного Бостона и Джозеф Бродин из Ревира признали себя виновными на следующий же день после того, как присяжными было вынесено обвинительное заключение.

Прямо из аэропорта мы с Энджи отправились в Бостонскую публичную библиотеку на Копли-сквер. Мы сидели в зале периодики и просматривали микрофильмированные подшивки «Триб» и «Ньюс», пока не обнаружили нужный материал, в чтение которого и углубились, после чего и нашли то, что искали.

Все это заняло у нас не много времени, а если говорить точно — меньше получаса.

Накануне первого заседания присяжных адвокат Гарольда Мэдсена связался с окружной прокуратурой с предложением сделки для своего клиента. Мэдсен признает себя виновным в убийстве первой степени, если ему дадут от четырнадцати до двадцати лет. В обмен на это он укажет на человека, нанявшего его и его дружков и поручившего им убить Тревора и Инее Стоун.

Все это имело эффект разорвавшейся бомбы, потому что ранее гибель женщины связывали лишь с неудавшимся угоном машины. Автомобильный вор утверждает, что это было предумышленное убийство, — вопила «Ньюс». Но когда человек, который, по утверждению Мэдсена, их нанял, как выяснилось, умер через два дня после ареста Мэдсена, окружная прокуратура подняла адвоката и его подзащитного на смех.

«Энтони Лизардо, — сказал репортеру „Триб“ помощник окружного прокурора Кейт Саймон. — Вы что, разыгрываете меня? Это был школьный дружок двоих из ответчиков, умерший от передозировки наркотика, а то, что его приплели к этому делу, — всего лишь жалкая попытка защиты придать грязному преступлению величие и размах, которых оно никогда не имело. Энтони Лизардо тут совершенно ни при чем!»

Никто из адвокатов не смог доказать обратного. Если Мэдсен, Деверо или Бродин и общались с Лизардо, факт этот умер со смертью последнего. А так как версия эта строилась целиком на контакте именно с Лизардо и ни с кем иным, грех убийства Инее Стоун обвиняемым пришлось взять целиком на себя. Обвиняемому, признающему себя виновным до процесса, который потенциально должен дорого обойтись штату, обычно скашивают несколько лет со срока. Однако Мэдсен, Деверо и Бродин были признаны виновными в убийстве первой степени, и судья, как и окружная прокуратура, наотрез и с ужасающим равнодушием отказались перевести приговор в убийство второй степени, а по недавно принятым поправкам к уложению штата Массачусетс единственно возможным сроком за убийство первой степени является пожизненное без права на изменение меры пресечения.

Лично я тоже не стал бы мучиться бессонницей из-за того, что трое подонков, застреливших женщину и имевших, по-видимому, вместо сердца лишь мускульные мешки, наполненные гноем, получили по заслугам.

Но истинный виновник происшедшего, преступник, который подвиг их на это, спланировал убийство, заплатил за него, а потом сделал так, что покарали только их, по справедливости заслуживал не меньших, если не больших страданий, чем те, что были теперь уготованы этим парням до конца их дней.

— Дай-ка папку с делом, — сказал я Энджи, едва мы вышли из зала микрофильмов.

Она передала мне папку, и, пролистав ее, я нашел запись нашей беседы с капитаном Эмметом Т. Гронингом из управления полиции Стоунхема. С Лизардо в вечер, когда он утонул, был приятель по имени Дональд Игер, проживавший в Стоунхеме.

— А если по телефонным книгам? — спросила Энджи у служащей справочного бюро.

В Стоунхеме значились два Игера.

Через полчаса количество их мы сократили до одного: Хелен Игер было девяносто три года, и никакого Дональда Игера она знать не знала, а знала лишь нескольких Майклов, нескольких Эдов и даже одного