Надо же, моими дружками.

– Откуда ты знаешь, что я с кем-то пил?

Она выбросила последнюю кучку стекла и выпрямилась.

– Потому что твоя кожа имеет характерный зеленый оттенок, и еще потому, что на моем автоответчике утром раздавался невнятный пьяный лепет.

– А-а... – Я едва вспомнил телефон-автомат и короткие гудки. – И что было в том послании?

Она взяла свою чашку кофе со стола и прислонилась к стиральной машине.

– Что-то вроде: 'Где ты, сейчас три часа ночи, случилось что-то страшное, надо поговорить'. Остальное не поняла, потому что, мне кажется, ты перешел на суахили.

Я спрятал совок, метлу и корзину для мусора в кладовку и налил себе чашку кофе.

– Итак, – сказал я, – где же ты была в три часа ночи?

– Ты мне что, отец? – Она нахмурила брови и ущипнула меня за талию выше простыни. – А сам вон жирок нарастил.

Я достал сливки.

– Ничего подобного.

– А знаешь, почему? Потому что ты до сих пор пьешь пиво, как студент.

Я пристально посмотрел на нее и добавил в кофе сливок.

– Ты собираешься отвечать на мой первый вопрос?

– Насчет того, где я была прошлой ночью?

– Да.

Она отхлебнула кофе и взглянула на меня поверх чашки.

– И не подумаю. Я проснулась сегодня с теплым, однако смутным ощущением и широкой улыбкой на лице. Очень широкой.

– Такой же, что я вижу в данный момент?

– Шире.

– Гм-м-м... – сказал я.

Энджи уселась на стиральную машину.

– Итак, ты звонишь мне на бровях в три часа ночи, чтобы проконтролировать мою сексуальную жизнь. В чем дело? – Она зажгла сигарету.

– Помнишь Кару Райдер? – спросил я.

– Да.

– Ее убили прошлой ночью.

– Нет. – Глаза ее расширились.

– Да. – Из-за дополнительной порции сливок мой кофе напоминал детское питание. – Распята на Митинг Хаус Хилл. – На мгновение она закрыла глаза, затем открыла. Она посмотрела на свою сигарету так, словно та могла ей что-то объяснить.

– Есть догадки, кто мог это сделать? – спросила она.

– Да нет, никто вроде не маршировал по Митинг Хаус Хилл с окровавленным молотком, выкрикивая: 'Кто со мной распять бабенку?', если ты это имела в виду. – Я вылил свой кофе в раковину.

– Ну что, немного отпустило? – тихо спросила она.

Я налил в свою чашку свежий кофе.

– Не знаю. Еще слишком рано. – Я повернулся, а она соскользнула со стиральной машины и стала передо мной.

Я видел худенькое тело Кары, лежащее в холодной ночи, распухшее, выставленное на всеобщее обозрение, ее пустые, невидящие глаза.

– Позавчера я встретил ее возле 'Изумруда', – сказал я. – Мне показалось, она в беде, но я не стал ничего выяснять. Одним словом, проморгал.

– И что? – спросила Энджи. – Чувствуешь себя виноватым?

Я пожал плечами.

– Ты не прав, – сказала она, проведя теплой ладонью по моему затылку и заставляя меня взглянуть ей прямо в глаза. – Понятно?

Никто не должен умирать, как Кара.

– Понятно? – переспросила Энджи.

– Да, – сказал я. – Думаю, да.

– Нечего думать, – сказала она и, отняв руку, вытащила из кошелька белый конверт и протянула его мне. – Он был приклеен скотчем к входной двери внизу. – Потом она указала на маленькую коробку на кухонном столе. – А это стояло у двери.