Хуже всего дети. Они как эльфы. Шныряют, выскакивают из подворотен, из-за машин и предлагают наркотики. Или за двадцатку — себя. Они на все готовы.

Самый маленький, тот, которого Дейв видел субботним вечером, не старше одиннадцати. Под глазами у него темные тени, и белая, очень белая кожа, и шапка спутанных волос, что довершает его сходство с эльфом. Ему бы дома смотреть по телевизору комедии, а он шляется по улице и предлагает наркотики.

Дейв увидел его на противоположном тротуаре, когда, выйдя из «Последней капли», стоял у машины. Ребенок, прислонившись к фонарю, покуривал сигарету, и когда взгляды их скрестились, Дейв это почувствовал. Почувствовал волнение и желание расслабиться. Взять этого рыжего парнишку за руку и вместе поискать укромное местечко. Было бы так легко оттаять, сдаться. Сдаться тому, что постоянно в себе ощущал, по меньшей мере лет десять.

Да, сказал Мальчишка. Пора.

Но (и здесь сознание Дейва раскалывалось пополам) в глубине души он знал, что это был бы самый страшный, непростительный грех; знал, что поступи он так, и, хоть это куда как заманчиво, пути назад не будет, здоровым и цельным ему не бывать, и это все равно как навеки остаться в том подвале с Генри и Джорджем. Он твердил это себе, когда его сильнее всего одолевали искушения — возле остановок школьных автобусов, возле спортивных площадок или когда летом он проезжал мимо общественных плавательных бассейнов. Он твердил себе, что не хочет становиться Генри и Джорджем. Он лучше их. Он воспитывает сына. Он любит жену. Он будет сильным. Вот что твердил он себе — с каждым годом все с большей страстью.

Но в субботний вечер это не помогало. В субботний вечер желание было мучительнее, чем когда бы то ни было. И рыжий паренек у фонаря, казалось, знал это. Покуривая, он улыбался Дейву, и того, как магнитом, тянуло к обочине. Ему казалось, что он босиком стоит на поросшем шелковистой травой склоне.

А потом подъехала машина, и после недолгих переговоров парнишка влез в нее, кинув на Дейва из-за капота жалостливый взгляд. Дейв следил, как машина, двухцветный сине-белый «кадиллак», пересекла авеню, направляясь к задам парковочной площадки «Последней капли». Дейв сел в свою машину, а «кадиллак», дав задний ход, подрулил к высоким деревьям, нависавшим над покосившейся изгородью. Водитель погасил фары, но мотор не выключил, и Мальчишка все шептал ему в ухо: Генри и Джордж, Генри и Джордж.

Сегодня вечером, не доходя до «Последней капли», Дейв повернул назад, хотя Мальчишка буквально вопил ему в уши. Мальчишка кричал: «Я — это ты, я — это ты!»

И Дейву хотелось остановиться и заплакать. Прижаться к ближайшему зданию и зарыдать от сознания, что Мальчишка прав. Мальчишка, Сбежавший от Волков, Который Вырос, сам превратился в Волка. И в Дейва.

Волк Дейв.

Должно быть, это произошло недавно, хотя Дейв и не помнит тяжких перемен, не помнит, чтобы душа его, дрогнув, испарилась, уступив место новой сущности. И тем не менее это произошло. Возможно, во сне.

Но остановиться он не мог. Эта часть авеню слишком опасна — кишит наркоманами, которые в Дейве, да еще пьяном, увидят легкую добычу. Вот как раз на той стороне показалась машина — она движется медленно, выслеживает Дейва, принюхивается, не учует ли исходящий от него запах жертвы.

Сделав глубокий вдох, он постарался идти ровнее, принять вид уверенный и бесшабашный. Он распрямил немного плечи, подпустил в глаза легкого цинизма и тем же путем, что и пришел, направился домой; в голове не прояснилось, Мальчишка по-прежнему вопил ему в уши, но Дейв решил не обращать на него внимания. Ему это по силам. Он выдержит. Ведь он Волк Дейв.

И Мальчишка сник, голос его стал глуше, тише, и когда Дейв добрался до Плешки, он говорил более мирно: «Я — это ты, — говорил теперь Мальчишка, говорил дружески, доверительно. — Я — это ты».

Выйдя из дома с сонным Майклом, прикорнувшим у нее на плече, Селеста обнаружила, что Дейв взял машину. Она припарковала ее немного дальше по улице, еще удивившись, что нашла свободное место в будний день и так поздно, но теперь на этом месте стоял синий джип.

Это не входило в ее планы. Она воображала, как сядет за руль, посадив Майкла рядом, а вещи положит на заднее сиденье, и как проедет три мили по автостраде до «Эконом-приюта».

— Блядство! — сказала она вслух, борясь с желанием закричать.

— Мама? — пробормотал Майкл.

— Все в порядке, Майк.

И может быть, она не соврала, потому что, оглянувшись, увидела, как с Пертшир на Бакинхем-авеню завернуло такси. Селеста подняла руку, на которой висела сумка, и такси подъехало прямо к ней, в то время как Селеста подумала, что может позволить себе потратить шесть долларов, чтобы облегчить путь до «Эконом-приюта». Она потратила бы и больше, и целую сотню, лишь бы в ту же минуту убраться отсюда подальше и обдумать все на свободе, не опасаясь того, что каждую минуту может повернуться ручка двери и появится человек, который, возможно, уже вбил себе в голову, что она — вампир, достойный разве что кола в сердце с последующим быстрым отсечением головы для пущей верности.

— Куда едем? — спросил таксист, когда Селеста, положив вещи на заднее сиденье, примостилась там же вместе с Майклом на плече.

«Куда угодно, — хотелось ей сказать, — куда угодно, только бы не оставаться здесь».

— Ты оттранспортировал его машину? — спросил Шон.

— Ее оттранспортировали, — сказал Уайти. — Есть разница.

Когда они, выехав из утренней пробки, приближались к пандусу на выезде из Ист-Бакинхема, Шон спросил:

— А по какой такой причине?

— Она была брошена, — сказал Уайти и, легонько насвистывая сквозь зубы, повернул на Розклер.

— Где? — спросил Шон. — Возле его дома?

— Вот и нет, — сказал Уайти. — Машину обнаружили в Роум-Бейсин, на Аллее. Для нас еще счастье, что Аллея — это территория полиции штата, ведь правда? Похоже, кто-то умыкнул ее просто покататься, а потом бросил. Такое бывает, знаешь ли.

В это утро Шон проснулся, оторвавшись от сна, в котором он держал на руках свою дочь и называл ее по имени, которого не знал и не помнил теперь, что это было за имя, поэтому сейчас мысли его слегка путались.

— Мы нашли кровь, — сказал Уайти.

— Где?

— На переднем сиденье машины.

— И много?

Уайти показал количество — чуть-чуть, самую малость, — раздвинув большой и указательный пальцы.