— Знаете что, Иван Георгиевич? Приходите в пятницу в шесть часов вечера на Добрынинскую улицу, туда, где стоит высокий забор из досок. Вы его сразу увидите.

Светлые синие глаза Ивана Георгиевича весело блеснули под белыми щёточками бровей.

— В пятницу? На Добрынинскую? К высокому забору? А что там будет в пятницу за высоким забором?

— Вот придёте и узнаете, — сказала я. — Правда, приходите! Не пожалеете!

— Благодарю вас, Елена Александровна! Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным приглашением, — отвечал он, и мне показалось, что он обрадовался.

Елена Александровна — это я. Ты сам слышал, что меня так называл тот милый старичок в поезде. И не только он. Честное слово! Тогда, когда я давала урок на практике, — тоже. Целых сорок пять минут. Только об этом уроке лучше не вспоминать. Лучше расскажу про Лену.

Лена — это тоже я. Впрочем, может, это не совсем так. Ведь с тех пор прошло одиннадцать лет, и, конечно, та девочка, которую тогда называли Леной или Леночкой, а иногда и Ленкой, пожалуй, мало похожа на меня сегодняшнюю. Мне и в самом деле кажется, что Лена той поры — это совсем не я, а просто хорошо знакомая мне девочка. Я вижу эту девочку как бы со стороны и могу рассказать о ней объективно, то есть беспристрастно, непредвзято, справедливо.

Вот она, Лена, на многочисленных фотографиях. Круглое лицо. Две метёлочки вместо косичек. Большие капроновые банты. Свитер в полосочку — самый любимый, и джинсы — тоже любимые.

Лена с кошкой. Стоит, держит кошку в руках и улыбается. Зато у кошки вид не то сонный, не то сердитый. Наверное, спала кошка, уютно свернувшись клубком, а её разбудили и заставили сниматься. Кому это понравится? Фотография вообще-то хорошая. Только волосы у Лены на ней не светлые, как на самом деле, а тёмные. И кошка не серая, а почти что чёрная. Серёжа сказал: «Не то освещение».

Лена с Наткой. Обе сидят, поджав ноги, на диване. Они любят так сидеть и разговаривать. И эта фотография хорошая. Только вместо лиц у девочек какие-то расплывчатые пятна. «Из-за плохого фокуса», — сказал Серёжа. Про какой фокус он говорил, Лена тогда не поняла, но зато она прекрасно поняла, что Серёжа ещё не умеет снимать — ведь фотоаппарат ему подарили совсем недавно. А ещё Серёжа говорил: «Археолог обязательно должен быть хорошим фотографом!» Вот он и старался. Потому и фотографий той поры так много.

Вот Лена с бабушкой. Бабушка сидит в кухне на табуретке, а Лена стоит рядом. Бабушкина рука обнимает Лену. Бабушкины глаза смотрят на Лену. Обе — и бабушка и Лена — улыбаются. Сразу видно, что очень рады. Ещё бы! Ведь бабушка в тот день приехала к ним в гости.

А на этой фотографии все вместе — и Лена, и Андрюша, и Пеночкин, и ребята из КИСа, и их руководительница Ирина Александровна. Они гурьбой стоят на высоком холме возле маленькой древней церквушки. Ветер с Волхова треплет шарфик Ирины Александровны и волосы ребят. Волхова на фотографии не видно — он внизу под холмом. Если бы Серёжа сфотографировал их чуть пораньше, пока они ещё не поднялись на холм, то виден был бы и Волхов, и маленький прогулочный теплоходик, который привёз их сюда, на Рюриково городище.

Есть ещё два снимка. Это снимал не Серёжа, а совсем другой человек. И на фотографиях этих вовсе не Лена. На одной — палочка, похожая на гвоздь, только не железная, а костяная. Один конец её заострён, как у карандаша, на другом вырезана голова рыбы. На втором снимке — игрушка. Если посмотреть внимательно, можно разглядеть, что это вылепленная из глины птичка с отбитым хвостом. И костяная палочка, и неказистая птичка имеют самое прямое отношение к девочке с метёлочками вместо косичек по имени Лена.

Про Лену, которую можно увидеть на Серёжиных фотографиях, говорят:

Учительница Нинель Викторовна: «Может хорошо учиться, когда хочет». (И сердится, когда Лена учится не очень хорошо.)

Мама: «Леночка очень рассеянна». (И не разрешает Лене зажигать керосинку, когда Лена остаётся дома одна.)

Серёжа: «Мам, скажи ей, чтобы она не приставала». (И смотрит по телевизору футбол, когда Лена хочет смотреть мультфильм или другую передачу для детей.)

Бабушка: «Ах ты моя ясочка! Умница ты моя!» (И непременно хочет чем-нибудь Лену накормить.)

Папа: «Ну, что ещё сегодня выдумал наш сорванец?» (И весело улыбается.)

Натка: «Лена — моя самая лучшая подруга!» (И кричит под окнами: «Ле-на, вы-хо-ди гу-лять!» или: «Я с ней не вожусь!» И стоит возле своего парадного такая сердитая, что даже бант на её голове топорщится, как уши у разгневанного слона.)

Андрюша: «Лена не отличница, но всё равно начитанная». (И возвращается домой из школы вместе с Леной и Наткой.)

Пеночкин: «Петрушка в красном колпаке! Лена — мена — перемена!» — и прочие разные глупости.

Алёниных фотографий нет. Но это не беда, потому что Алёна с Леной похожи друг на дружку, будто сёстры-близнецы. Только у Алёны вместо метёлочек с большими капроновыми бантами толстенная золотистая коса. Ну и одета Алёна, конечно, ни в какие не в джинсы. На ней просторная, как рубаха, кофточка и длинный, чуть ли не до пят, сарафан. Но самое интересное — это то, что Алёна очень часто и думает и поступает так, как подумала и поступила бы на её месте Лена.

Представь себе мальчишку: глаза озорные, белые волосы — хоть сто раз намажь их конопляным маслом, всё равно торчат вихрами. Длинная рубаха из грубого полотна подпоясана красным плетёным пояском, к которому с боку прикреплён узенький кожаный чехольчик. На ногах большие отцовские сапоги. А похож он… Вот какое странное дело: похож этот вихрастый мальчишка с озорными глазами иногда на