— Ты проголодался, папочка? — Голос у дочери был ангельский. — Мой руки и садись к столу. У меня все готово.
— Вижу. А что случилось, Маруся? Сегодня праздник какой?
— Да нет, просто захотелось тебя порадовать. Пиво будешь? Холодное.
— Пиво? У нас нет пива.
— Я сегодня купила.
— Интересно, кто это тебе продал пиво? Надо разобраться.
— Отсталый ты человек, папочка. Им же выручка нужна. К тому же я сказала, что для отца покупаю.
— Слушай, дочь, через два дня я должен буду уехать.
— В Мареевку? — Глаза Маши были скромно потуплены.
— В Мареевку.
— Собираться будем завтра?
— Собираться буду завтра. Ты не поедешь. И не спорь, пожалуйста!
— Что ты, что ты, папочка. Скрывать не буду, я огорчена, конечно, но ты, видно все уже решил?
— Вот именно. Тебе нельзя туда ехать, понимаешь?
— Понимаю. Кстати, почему не говоришь, как у меня получилась рыба? По маминому рецепту делала.
— Спасибо, очень все вкусно получилось. Слушай, Машка, — я положил вилку на стол, — давай раскалывайся. Говори, что задумала?
— Ничего. — И ее большущие глаза впервые за все время нашего разговора, широко распахнувшись, глянули в меня. — Просто я знаю, что ты очень упрямый человек, если что решил, так и будет.
— Правильно понимаешь. Только не упрямый, а целеустремленный. Не надо здесь повторять измышления некоторых отсутствующих товарищей.
— Извини, папочка. Конечно же, целеустремленный.
— Ох, лиса, лиса.
— Кто, я?
— А то кто же? Маша, запомни, отца не обманешь, и не пытайся. Ситуация на самом деле очень серьезная. Сегодня я звонил Игорю. Состояние у Бирюкова остается критическим. Нашего друга нашла тетя Валя…
— Кобцева?
— Да, кстати, привет нам передавала. Так вот, она рассказала Игорю, что на днях случайно вспугнула какого-то человека, околачивавшегося около нашего дома.
— Она его узнала?
— Нет. Говорит, что убежал быстро. И знаешь, что этот человек обронил? Спички.
— Спички? Курил, наверное.
— Тетя Валя уверена, что он хотел поджечь дом.
— Папа, — Маша взяла меня за руку, — обещаешь беречь себя? Я буду очень переживать.
— Обещаю, родная.
— Но у тебя еще будет целый день, может, передумаешь? Белый Кельт взял же с собой Анну.
— Маша, я думал, мы обо всем договорились. У Корнилия не было другого выхода.
— А у тебя?
— Маша!
— Все, молчу. Хотя мне есть что тебе возразить. Но я не буду.
— Вот и умница! Спасибо за ужин. Посуду я помою.
— Не надо, сиди. Лучше, пока я буду ее мыть, расскажи мне, что ты думаешь о Гоите?
— В смысле?
— Я не понимаю, как можно жить столько лет. С Лекой, Малыгой и их друзьями ясно — они что-то вроде привидений…
— Ясно, говоришь?
— По крайней мере, чудно, но привычно. Сколько фильмов на эту тему было.
— Так ведь про долгожителей тоже фильмов сняли немало. «Горца» помнишь?
— Так это сказка!
— Хорошо, расскажи завтра своим подругам о Леке. Как думаешь, — что они тебе скажут?
— Догадываюсь.
— Я тоже. Что же касается Гоита, то я и сам не знаю ответа. Рассказывали мне старики, что колдуны очень тяжело умирают. Душа мучительно расстается с телом. И даже существует поверье, что такой человек не может умереть, пока кто-то не подаст ему воды. Но никто не спешит этого делать.
— Почему?
— Боятся. Говорят, вся злая сила переходит в того человека, кто подал воду.
— Надо же! И ты думаешь…
— Честно говоря, я не знаю, что думать. Но почему бы не предположить такое?
— Папа, но тогда получается…
— Все, Маша, больше ничего не хочу слышать! Закрыли тему.
И вновь — кроткий взгляд и ангельский голос: «Хорошо, папочка». А потом она попросила поставить диск с песнями Визбора и весь вечер просидела в обнимку со мной. Что-то здесь не так! А может, просто взрослеет моя дочь? Как говорится, поживем — увидим.