что радовался, наверное, из-за прощения. Отец простил его, протянул руки — и сразу исчез страх. То, что мучило его столько времени. И сразу стало легко. Может, из-за этого он радовался?

Толику стало стыдно, что он размышляет, будто шкурник. Ему хорошо, а на отца теперь наплевать? Пусть как знает?

Да, Толику было стыдно, но тетя Поля ждала, надо отвечать ей, и Толик растерянно пожал плечами.

— Меня ведь будут делить, — сказал он мрачно. — Как поделят.

— Вон как! — удивилась тетя Поля. — А я-то думала, ты живой человек. Сам решать станешь.

Толик мгновенно вспотел. Ему стало стыдно. Самого себя. Тети Поли. Но он так и не сказал ничего больше. Еще раз пожал плечами и сильней покраснел.

— Что ж, — сказала тетя Поля, вздыхая. — Не твоя вина; что не можешь ответить. И отец и мама — родные люди. И если надо выбирать между ними — значит, они виноваты. Не бабка твоя, не кто другой, а они. Оба.

— Отец не виноват, — сказал Толик, глядя в землю.

— Охо-хо! — вздохнула тетя Поля. — Не виноват!.. Ну да ладно, — добавила она, — будь по-твоему…

Они замолчали.

Толик припомнил, как сказала ему зимой тетя Поля, чтобы они с отцом не бросали маму бабке. Толик кивнул тогда головой, но что он мог поделать?

— Ах, был бы жив мой Коля! — сказала вдруг тоскливо соседка. — Никогда и в голову не пришло бы нам разводиться…

Толик удивленно обернулся к ней. Глаза у тети Поли были широко открыты, она смотрела вперед, словно старалась разглядеть что-то там, впереди.

— Если бы живой он был, — повторила она тягостно и вдруг сказала с жаром, будто спорила с кем: — Да ведь люди для того и находят друг друга, чтобы любить! Чтобы рядышком быть до самой смерти, да и помереть-то хорошо бы в один день!

Она помолчала. Потом добавила:

— А есть, есть такие счастливцы, мало, но есть, — помирают в один день.

Толик удивился — чего тут счастливого? — но промолчал. Уж очень горько говорила тетя Поля.

— Ну да что толковать, — вздохнула она, смахивая слезинку. — У всякого — свое. А если уж все в горе испытывается, никому такого горя не пожелаю.

Тетя Поля утерла глаза краем платка. Хлопнула дверь, и из суда вышла бабка. Она сияла, словно начищенный самовар, и у Толика сразу оборвалось сердце. Улыбается бабка — значит, быть худу.

— Господи! — охнула тетя Поля. — Неужто своего добилась?

Вслед за бабкой шагали мама с отцом. Они хмурились и отворачивались друг от друга.

— Да ты тут никак горевала? — воскликнула бабка, подходя к тете Поле и всматриваясь в нее. — Ох ты, сердешная!

— С вами заплачешь, — ответила тетя Шля, настороженно глядя то на отца, то на мать, стараясь разгадать, чем там кончился этот суд.

— Вот и все! — объявила бабка, морща от веселья острый носик. — Молодец Маша, так и держись! Пусть-ка обмозгует получше поперед, чем в суд подавать.

Отец остановился, глядя себе под ноги, поодаль от мамы.

— Эх, Васильевна! — сказала горько тетя Поля. — Ни жалости в тебе, ни любви — ничего нет. Дочку- то бы пожалела!

— Твое какое дело, бесплодна смоковница! — взъярилась бабка, но тетя Поля уже уходила от нее.

— Погоди, — сказала она, оборачиваясь. — Твой бог тебя накажет за это.

— Видали мы такого бога, — усмехнулась бабка и ткнула сухоньким пальцем в небо.

— Маша, — позвал отец маму. — Может, поговорим?

Над головой вдруг протяжно грохнуло, и Толик расхохотался: бабка присела от испуга. А с неба полился, набирая силу, чистый летний дождь.

Мама топталась под дождем, поглядывая на бабку. Наконец решилась и шагнула к отцу. Он взял ее осторожно за руку и повел к стеклянному кубику между домами. Мама сначала шла медленно, словно боялась чего-то, потом побежала, и вот они уже мчались, словно маленькие, разбрызгивая лужи.

Толик глядел на них издали и вдруг кинулся вслед.

В стеклянном кубике было кафе-мороженое.

Когда Толик вбежал в него, отец и мать уже сидели у столика друг против друга. Увидев Толика, отец смутился, а мама покраснела.

— Ты? — спросила она удивленно.

Толик опешил. Значит, они забыли о нем. Значит, они хотели без него! Опять? Как тогда!

Он сжал вздрогнувшие губы и повернулся, чтобы уйти. Уйти немедленно, прямо под секущий дождь, черт сними! Толик уже шагнул к двери, но почувствовал на плече руку отца.

— Садись, Толик! — приказал он. — Будем говорить втроем.

В другой раз Толик бы убежал, но сейчас было не до обид. В голосе отца слышалась тревога. Толик сел между ними, словно шахматный судья, только перед игроками были вазочки с цветными шариками.

— Что ж, Маша, — хмурясь, сказал отец, сделав первый ход: Е-два — Е-четыре, как говорят шахматисты. — Дела наши, как видишь, зашли далеко. — Он вытащил папироску и закурил: — Скажу только, что в суд первым никогда бы не пошел, если бы не надеялся на него, как на последнюю соломинку.

Он глубоко затянулся.

— Так вот, как и в суде, еще раз предлагаю тебе: давай уедем. Это единственное, что спасет нас.

Толик пристально смотрел на маму. Что она скажет? Как решит? Неужели не согласится?

— Нет, Петя, нет, — ответила мама, волнуясь. — Я не могу. — И добавила тихо: — Матерей не бросают.

— Да ты пойми! — громко воскликнул отец, и все в кафе заоборачивались на них. — Ты пойми, — тихо повторил отец. — Мать матери разница… Да что говорить! — сник он. — Ты прекрасно все понимаешь.

— Как я брошу ее? Она же старуха, — снова сказала мама и жалобно посмотрела на отца. — Нет, не могу…

— Что ж, — ответил отец, гася папироску. — Теперь все в твоих руках. Но я не вернусь. Я не могу больше так жить!

Мама заплакала. Официантки шушукались, собравшись в кучку, поглядывали на их столик, но мама будто никого не замечала — слезы катились у нее из глаз и падали в мороженое. Толик не выдержал.

— Мама! Ну мама! — шепнул он ей отчаянно. Неужели она откажется?

Мама взглянула мельком на Толика, улыбнулась сквозь слезы и сказала отцу грустно:

— Ты должен вернуться. Я не могу без тебя!

— Ах, Маша, Маша! — горько усмехнулся отец и добавил: — Да разве можно удержать силой, чудак ты человек?

Они понурились оба над своими вазочками, так и не глотнув ни разу мороженого. Толик все ждал, что сейчас заговорят о нем. Как он-то? Куда? Как его разделили? Но родители молчали и, казалось, забыли о нем.

— А я? — спросил Толик, глядя то на маму, то на отца. — А как я?

— Ты? — задумчиво переспросил отец. — Ты?

Он взглянул на маму.

— Я думаю, — спросил он, — у меня равные с тобой права на Толика?

Мама испуганно кивнула.

— Тогда скажи, когда я буду видеть сына.

— В воскресенье, — ответила мама и взглянула за стеклянную стену.

Дождь на улице кончился.