женой. И она тоже. Он говорит, что больше всего сейчас бы мечтал спокойно и достойно стареть. Рядом с ней. Он меня ревнует. Глупо, ты же видишь мою жизнь. Но это не объяснить. Ревнует меня… Слышишь, Тань?
– Да, – откликнулась Таня уже более своим голосом.
– Он говорит, что его теперешняя жизнь – наказание ему за то, что он мучил жену. Что только сейчас он понял муки ревности. Когда ничего вернуть нельзя. Я его люблю. И он меня тоже. Но страдания у него большие. Не затевайся с местью, Тань. Остынь. Учись принимать то, что изменить не можешь. Прости его, если попросит прощения. Ребенка пожалей. Я так давно мечтала о твоем ребеночке. Дай ему жить, слышишь?
– Спасибо, Олик, родной. Я… Соберусь сейчас с мыслями. Перезвоню тебе.
– Я жду, Танюша.
Не успела отключиться – новый звонок. Прорвало.
– Тасенька! Как вы там? У тебя деньги кончились, я положил только что.
Герой-любовник! Воркует, как настоящий. Таня вспомнила: надо было садовые ножницы с собой прихватить. Отчикать ему все, как Абеляру… Молодец этот Фулберт. Только сейчас Таня его поняла. Все его страдания, чувство оскорбленного доверия, ненависть к вероломству. Что такое – поступать цивилизованно? Это чтоб тебя унизили, сожрали, растоптали? А ты лежи в плевках и грязи и радуйся: цивилизованно-то все как! Ну раз так – потерплю. Весь мир от этой терпимости уже в дом терпимости превратился. Никто ничего не уважает, не боится… Святого ничего не осталось…
– Танюш, ау! Слышишь меня?
– Слышу.
– Как вы там?
– Я уже тут. Ошиблась с датой вылета. Билет на сегодня оказался. Успела в последний момент. Знаешь что? Подъезжай, пожалуйста, к Саше. К Александру Ивановичу. Кое-какие вопросы надо выяснить. Ты нужен. Сейчас окончательно кое в чем разберемся.
– Как здорово, что ты уже тут! Я соскучился по тебе. Еду. Мне тоже, кстати, с Сашей переговорить надо. Давно собирался.
«Я, кажется, даже знаю, о чем, – подумала Таня. – О моем безнадежном бесплодии. Или о шансах. Есть ли у нас шансы на беби?»
Вот все сейчас и решится. Ну, не все, но многое. Таня с приятным чувством представляла, как Олег узнает про ВИЧ. Сейчас она не могла понять, из-за чего, собственно, переживала все эти дни. Это же самое лучшее, что только могло быть! И ножниц никаких не надо! Ох, как же он сейчас подергается, бедный свитхарт! Она еще от этих военкоматчиков его зачем-то спасала, дура-то, а? Надо было помочь дверь долбить. «Конь в пальто! Манто!»
Они подъехали почти одновременно. Таня подхватила сумку и полезла из машины. Олег с изумлением смотрел. Он явно сначала не узнал ее. Не понимал, почему из Таниной машины вылезает кто-то другой. Толстая растрепанная злая тетка с серым лицом.
Он явно испугался, когда все-таки признал в тетке свою жену.
– Тань, Тань! Что с тобой? Ты что?
Таня сначала не поняла, в чем причина его обеспокоенности.
А! Куртка поверх телогреечки! Это ничего. Это ты перетерпишь. Ты сейчас такую новость узнаешь, держись… Две новости! И обе – хор-р-рошие! Одна лучше другой.
Таня была счастлива. Но счастье ее носило совсем иной характер, чем светлое счастье обычных людей, живущих в границах добра и зла. Таня в данный момент была за гранью. Поэтому счастье ее уподобилось счастью Медеи, расправившейся со своими врагами. И даже с детьми. Но и это, оказывается, может быть счастьем. Только лучше не доводить человека до счастья такого рода. Не греет оно. Хотя и очень ярко проявляется.
Приемный день в клинике кончался, но Саша был у себя. Так, по крайней мере, сказала девица из регистратуры, тоже до крайности удивленная Таниным обликом. Во всяком случае мимолетный взгляд ее на Таню о многом говорил. Привыкли тут к гламуру. Приходят обычные беременные бабы, а наряжаются, как на светский раут. Общаются, как те, в ресторане тогда… С собачками. Про марки часов. А эти – про марки колясок, про аллергию, диатез и как потом брюхо убрать. Дуры. Наотбивали богатых мужиков у баб постарше себя, а сейчас сидят-красуются. Думают, им не изменят. Думают, их старость не ждет. Все получат по полной программе. И мужики их получат. Обязательно. Головами думать надо, а не тем, что между ног…
Таня приблизилась к двум щебечущим беременным, одетым как на фотосессию глянцевого журнала. У каждой сбоку красовалась немыслимая сумка – необходимейший для каждой суки атрибут современности. Сумки – это главная гордость. Так продиктовал культовый американский фильм про многообразную и разветвленную сеть любительниц городского секса. Именно после этого фильма Таня принципиально отказалась от фирменных сумок. Зомбироваться до такой степени, чтобы по задумке кинопродюсеров бросаться за разрекламированным лейблом, значило признать полное поражение человека в попытке сберечь хоть какое-то оставшееся человеческое достинство перед лицом всемогущей рыночной экономики.
Вот они сидят, рыночные… Гордо смотрят на Таню. Даже с возмущением. Как это она сюда попала? В элитное заведение, вся с дуба рухнувшая такая… Да еще с приличным, представительным мужиком. И он ее за плечики пытается приобнять, а эта… руку его стряхивает.
Поравнявшись с гламурщицами, Таня по-деревенски приосанилась, повела плечами и – не в полный голос, но очень внятно – пропела одну из любимых баб-Нининых частушек:
Девки с сумками раскрыли рты. Ушам своим, видать, не поверили.
– Да, девки? – все еще поводя плечами, подмигнула им Таня, проплывая к Сашиному кабинету.
Олег, сдержанно улыбаясь, придержал ей дверь.
Последнее, что слышала Таня из-за не закрытой пока двери кабинета, было хихиканье пациенток. Вот! Голос крови сильнее гламурной позолоты. Небось подумали: «Дает баба! Во мужик – на деревенщине женился какой! Ну, пусть теперь развлекается…»
Саша сидел за своим столом и что-то быстро писал.
Непередаваемое словами удивление отразилось на его добродушном лице, когда он увидел перед собой Таню с Олегом.
«Шутки шутить любишь?» – подумала Таня, вспомнив про Сашины «две новости» и еще про то, как он, отвлекаясь от пациентки на кресле, отвечал по мобильному: «Я в органах! Не могу говорить». И кто-то еще над этим смеялся… Шутник…
Александр Иванович сочувственно смотрел на Таню.
– Я, Саш, не дожидаясь… С корабля на бал… Хочу кое-что Олегу рассказать. Глаза ему пора открыть, да? Как думаешь? – говорила Таня, не отрывая глаз от лица крайне непорядочного и бессовестного человека, которого она некогда еще другом считала. – Ты покажи Олегу анализ мой, пожалуйста, – попросила Таня.
– Тань, сядь. Сейчас все покажу. Хорошо, что вместе зашли.
Таня уселась на стул для пациентов напротив Саши.
– Сядь и ты, Олег, пожалуйста. Кофе, чай хотите?
– Нет, – отказалась Таня, – не до чаев. Пусть посторонние покинут помещение.
