закончен, Пейтона усадили на стул и доктор светит ему фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков на свет. Через несколько минут состоится объявление

победителя, а там уж совсем недолго ждать того момента, когда боксер, усатый доктор и Белов с его тощей подружкой выйдут из «Мэдисон Сквер Гарден» и усядутся в лимузин, начиненный взрывчаткой. В этот момент лимузин босса должен стоять рядом — Роман Остапович желает лично присутствовать при фейерверке.

— Надо было поставить на него хотя бы десятку, — сказал толстяк, поднимая бейсболку и снова водружая ее — на лысину — Но кто же знал, что все будет именно так?

Реваз вспомнил конфуз Буцаева двухмесячной давности. «Кто ж знал?» Никто. Всегда возникает ка- кой-то непредвиденный, неучтенный заранее фактор. В прошлый раз таким фактором стало упрямство Степанцова, а потом невесть откуда взявшийся Белов. Но уж в этот раз все пройдет, как надо, по плану,

потому что все схвачено! Колокольчик над дверью зазвенел, и вошел недовольный Реджи.

— Готово, мистер! со злостью сказал он, вытирая руки тряпкой. — Из-за вас я пропустил самое интересное, — добавил он, ткнул пальцем в телевизор. — Я сделал вполне понятный жест — сложил большой, указательный и средний пальцы в щепоть и потер ими друг об друга.

Реваз усмехнулся. Он расплатился с дежурным и не стал брать сдачу — сдвинул два бакса и мелочь по стойке в сторону Реджи. Тот сделал кислую мину и сказал, что, наверное, бой за звание чемпиона мира побольше стоит, однако деньги взял и сунул в карман синего комбинезона. Реваз вышел из

магазинчика на улицу и с удовольствием вдохнул; прохладный, с примесью бензина, воздух. Лимузин, чистый и сухой, стоял перед выездом из мойки.

Реваз сел за руль и внезапно почувствовал что-то не то. Вроде все было, как обычно, и вместе с тем — не совсем. Что-то…

«Запах!» осенило его. Он был слишком слабым. Реваз оглянулся — хрустальный флакон с лавандовым маслом стоял на месте. Он повернул колпачок, открывая флакон: босс любит, когда пахнет сильно.

Реваз завел двигатель, включил фары и поехал назад, к «Мэдисон Сквер Гардену». На экране телевизора рефери взял Степанкова за руку и поднял ее вверх.

Белов давно забыл, когда плакал последний раз, кажется, на похоронах Коса, Фила и Пчелы. Сама жизнь отучила его от сантиментов, он и не думал, что в этом мире осталось что-нибудь, способное вызвать у него слезы, но все же это произошло…

Российский триколор, висевший рядом с американским флагом, начал медленно подниматься вверх, под самый потолок. Раздались торжественные звуки

гимна. Весь зал встал, выказывая уважение мужеству бойца, который сегодня оказался сильнее, и стране, которую он представляет. Белов замер на ринге рядом со Степанцовым. Он скосил глаза на Ватсона — густые усы доктора дрожали. Саша знал, что он чувствует. То же самое, что и все они — гордость за свою Родину, за Россию.

Перед глазами одна за другой вставали картины долгого и тяжелого пути, который им пришлось пройти, прежде чем настал долгожданный миг триумфа. И почему-то… глаза защипало, а сердце забилось сильнее от радости. Белов запрокинул голову, но одна слеза все-таки скатилась из уголка глаза, оставляя блестящую дорожку на щеке, и упала на красный настил ринга. Хорошо, что этого никто не видел. Когда гимн отзвучал и микрофонами репортеры, протискиваясь между канатами, полезли на ринг, Белов шепнул боксеру:

— Пора!

Сергей дал на многочисленные вопросы один, зато полностью исчерпывающий ответ:

— Вы сами все видели. Мне нечего добавить.

Он взял чемпионский пояс и повесил его на плечо. Повернулся и поклонился на все четыре стороны. Затем подошел к сидевшему в своем углу Пейтону и поблагодарил его за честную игру. Менеджеры экс- чемпиона мира тут же подскочили к Белову с предложениями о реванше, но он сказал, что не готов сейчас обсуждать эти вопросы. Он схватил халат Сергея, полотенце с олимпийским Мишкой и, нырнув под канаты, ловко спрыгнул с ринга.

Боксер и Ватсон спустились вслед за ним, и они быстро пошли по коридору образованному охранниками в бушующей толпе. Немного не доходя до раздевалки, Саша вдруг свернул в сторону и знаком приказал остальным следовать за ним.

— Надо выбираться отсюда, — пояснил он, накидывая на плечи Степанцова красный шелковый халат,

— К чему такая спешка? — поинтересовался Степанцов…

— У меня такое ощущение, — Белов помедлил, — что нам предстоит еще один раунд. И, может быть, самый тяжелый.

На площадке перед главным входом народу было немного. Зеваки еще не успели переместиться из зала на улицу. Белов, все еще с полотенцем в руке, Степанцов в красном халате и Ватсон с чемоданчиком в руке проскочили между рядами секьюрити и подбежали к лимузину. У машины их ждала Лайза. Шмидт прикрывал отход. Он проследил, чтобы все сели, и прыгнул за руль, отметив, как заметался у борта второго лимузина лысый коротышка, водитель Буцаева.

В объемистом чреве беловского девятиметрового «Кадиллака» уже сидел промокший до нитки Злобин.

Саша посмотрел на него с удивлением и бросил ему полотенце Сергёя:

— На, оботрись, что с тобой случилось? Ты что, в заливе искупался?

— Да так, — сказал тот, вытирая мокрую голову, — машину мыл. Керхерком.

— Хорошо что керхерком, — пошутил Белов, — а не чем-нибудь в рифму. А зачем мыл-то?

Шмидт опустил перегородку, отделявшую передние сиденья от салона, и крикнул:

— Некогда объяснять! Держитесь крепче, взлетаем! — и лимузин, распоров темноту яркими лучами фар, рванул вперед.

Белов обернулся. Позади них Буцаев, Гога и Хасан торопливо грузились в свой лимузин. Роман Остапович размахивал руками и ругался, судя по его виду, не выбирая выражений. Лайза тоже видела это. Губы у нее задрожали, она зябко передернула плечами, и тихо сказала Саше:

— Этот человек в белой шляпе… Я знала, что он не остановится…

— Точно, сам не остановится, если ему не помочь из гуманных соображений, — согласился Шмидт и добавил уже другим тоном: — Осторожно!

Он заложил резкий вираж, пустив почти четырехтонную машину в занос. Сказалась выучка спецназовца: Шмидт умел водить все, что движется, начиная от газонокосилки и заканчивая боевым вертолетом. При прочих равных условиях — а ведь лимузины были похожи, как две капли воды, — у Буцаева не было никаких шансов догнать Белова.

Реваз среагировал с опозданием: их лимузин, визжа покрышками, проскочил нужный поворот. Пришлось останавливаться и сдавать назад.

За это время Шмидт, пробившись сквозь решетку бруклинских улиц, выехал на набережную Потомака и уже подъезжал к Бруклинскому мосту.

— Слушайте, что вообще происходит? — спросил окончательно сбитый с толку Ватсон.

— По-моему, нас элементарно хотят мочкануть, — жизнерадостно ответил слегка подсохший Витек и хлопнул сидевшего напротив него на заднем сиденье боксера по колену.

Сергей поправил накинутый на голое тело красный халат с надписью Russia. Четыре шрама на груди боксера снова побелели и стали почти невидимыми. По его лицу блуждала счастливая улыбка. Казалось, переплет, в который они попали, его мало волнует. Чемпионский пояс он держал на коленях.

Ватсона, наоборот, била нервная дрожь. Он заявил, что ему надо срочно выпить, и открыл мини-бар, вделанный в боковую стенку лимузина. В нем зажегся свет, и на подносе выехали хрустальные стаканчики. Доктор взял было один, но в этот момент Шмидт заложил очередной крутой вираж; стаканчик упал на пол и закатился под сиденья.

— Ладно, потом выпью, — пробормотал Ватсон и закрыл бар.

— Например, на собственных поминках, — уточнил Витек и, увидев изменившееся лицо Лайзы,