буквально стелясь над землей, черноволосая красавица Прагер, к нему шел шатающийся, как под порывами ветра, смуглый атлет. А негр шел…

Куда?

«Куда ты?..» – хотел спросить Урванцев и вдруг понял, что идет незнакомец к ним, к нему и его спутникам.

«Минута». – Кирилл не понял, когда успел взглянуть на часы.

«Куда девается время, черт меня…»

Он не додумал мысль, потому что неожиданно на него обрушился беспричинный ужас, сжавший сердце, выбивший воздух из легких, скрутивший в узел во внезапном приступе его желудок и все кишки вместе с ним. Мгновенная вспышка безумия едва не отправила его в нокаут. Но он устоял, спасибо жизненному опыту и Е-100, «державшему» Урванцева в сознании, несмотря на отравление чужой боевой химией. Он устоял и даже подавил острое, «непреодолимое желание» бежать отсюда куда глаза глядят.

И в то же мгновение прыгнула вперед блистательная госпожа Прагер. На нее, судя по всему, эта сраная химия совершенно не действовала, точно так же, как на ее противника. Она взлетела в воздух без какого- либо видимого усилия и, кажется, в то же самое мгновение оказалась прямо над идущим по площади негром.

«Так не бы…»

Прагер упала вертикально вниз, и два тела сплелись в смертельной схватке, хода которой Урванцев уже оценить не мог, просто потому что эти двое мгновенно выпали из реального времени и, значит, из его восприятия. Скорость, с. Которой протекал бой, была такова, что Урванцев не столько видел, сколько улавливал сейчас одни лишь смутные, размытые силуэты, возникавшие в самых неожиданных местах и тут же снова исчезающие из его поля зрения.

Кирилл бросил взгляд вправо. Впрочем, это только так говорится, «бросил». На самом деле это простое движение стоило ему такого неимоверного напряжения сил, что пот снова потек ручьями по спине. Но все- таки он смог посмотреть вправо и увидел, что парень, который до этого, хоть и с трудом, шел вперед, уже никуда не шел, а стоял на коленях и, удерживая трясущимися руками свое грозное оружие, пытался выцелить врага, но сделать этого, видимо, учитывая скорость перемещения дерущихся, не мог.

Еще правее…

К удивлению Урванцева, Роберт все еще стоял на ногах. Вся его грудь была залита рвотой, губы прокушены, но он стоял и двумя руками держал перед собой пистолет незнакомой Кириллу конструкции. Ульрика стоять не могла. Она сидела на земле, привалившись спиной к скамейке, и тоже держала перед собой пистолет. Она была бледна, как смерть, лицо было мокрым от слез и пота, оскаленный рот – в крови, и пистолет ходуном ходил в ее дрожащих руках, но она была в сознании.

Однако по-настоящему удивил бы Урванцева, если бы он был способен сейчас на удивление, старик Маркус. Как ни странно, Маркус оклемался и стоял теперь на широко расставленных ногах, хотя его ощутимо водило из стороны в сторону.

Рубашка у старика была разорвана, что называется, до пупа, и левой рукой он сжимал амулет, запрятанный в черный кожаный чехол, который висел на груди, а в правой сжимал револьвер с длинным стволом.

«Дела!»

И вдруг все кончилось. То есть конечно же не все, но химия, убивавшая их всех на этой иерусалимской площади, перестала действовать. Урванцев даже не понял, где проходила граница между «до» и «после». Просто вот только что он буквально умирал, и сразу затем – без какого-либо видимого перехода – его отпустило. И одновременно началась стрельба.

Боевые рефлексы сработали сами по себе, бросив Урванцева на камни мостовой, и уже оттуда, откатываясь в сторону, он снова увидел высокую экзотическую фигуру, которая, то исчезая из виду, то возникая снова, стремительно перемешалась по площади. Что делал этот странный человек и для чего, Кирилл сначала не понял. Во всяком случае, он уже ни с кем не дрался, а для того, чтобы уйти с линии огня, такие прыжки были не нужны.

Два неподвижных женских тела распластались на камнях площади. Черноволосая Прагер лежала, упав навзничь, ее распустившиеся во время боя волосы закрывали обращенное к небу лицо. А золотистая блондинка Тата – когда она успела вступить в бой?! – лежала, упав на землю ничком. Огонь вели Роберт и Маркус и тот смуглый парень, в руках которого оказался не обрез, а что-то вроде миниатюрного боевого лазера. Ульрика как раз поднималась с земли, собираясь, видимо, тоже вступить в бой, а Кержак, не заморачиваясь лишними движениями, лежа, перезаряжал свой пистолет. Когда он успел опорожнить обойму, Урванцев не знал, но такими вопросами голову и не загружал, потому что было не до того.

Он снова посмотрел на площадь, остро жалея, что не вооружен, и в этот как раз момент прямо в воздухе, у дальнего края площади, вспыхнули три проблесковых маячка и, послав серию ослепительно-ярких лучей во все стороны, сгорели, оставив после себя лишь быстро тающий в вечернем воздухе черный дым.

Раздумывать дальше было незачем, да и некогда. Время пошло, а ситуация продолжала оставаться неясной – выстрелы «танцующего» негра пока не достали – и сулила, как подсказывала Урванцеву интуиция, еще немало неприятных сюрпризов. Перекатившись на бок, он вытащил из кармана тяжелый серебряный портсигар, в котором прятал маленький SD и, открыв, сунул туда сложенное вчетверо письмо к Утесу. Кирилл как раз успел захлопнуть портсигар, как произошло сразу три события, подтвердивших, что его интуиция была, как всегда, права.

Почти в центре площади воздух потек, как вода. Это было похоже на кусок водопада, «вырезанный» и перенесенный каким-то чудом прямо сюда, на городскую площадь древнего Иерусалима. Только это была все-таки не вода, а что это было, Урванцев так и не узнал, потому что на него снова обрушилась волна дикого иррационального ужаса, от которого свело мгновенным спазмом кишечник, и рвота фонтаном ударила изо рта. Но сознания он не потерял и контроля над собой не утратил. Поэтому и увидел, как прямо из воздуха, сквозь призрачную завесу «льющейся воды» выскакивают на площадь какие-то люди, похожие на боевых роботов из тех фантастических фильмов, которые в последние годы строгали как советские, так и американские киностудии в огромных количествах.

«Ах ты ж!!!»

Лазерный разряд – или что это было? – ударил в одного из «роботов», и грудная пластина того вспыхнула нестерпимым оранжевым пламенем. Человек – а человек ли это был? – взмахнул руками, теряя