тоже. Но в следующее мгновение он увидел ее снова и понял, что она увидела Макса и с еще большим напряжением устремилась вперед. Макс удалялся, идя ей навстречу, как будто сквозь штормовой ветер. Усилие, которое ему приходилось предпринимать, чтобы не оставаться на одном месте, ощущалось Виктором едва ли не физически. Картина двух прорывающихся навстречу друг другу людей – мужчины и женщины – завораживала, но Виктор вдруг будто бы очнулся от зачарованного сна и понял, что он видит. А видел он то, что Макс уходит неведомо куда, навстречу неведомо кому… И в это именно мгновение, он ее наконец узнал.
Вычислитель опознал королеву Нор с девяносто шести процентной вероятностью. А Виктор узнал ее не столько глазами, которые могли и обмануть, сколько сердцем, которое не обманешь. Возможно ли такое, дорогие товарищи? Что там говорится в медицине о мускулистом органе, качающем кровь по всяким жилам да артериям? Глупости там говорятся, товарищи, ни во что, кроме светлого будущего, не верящие большевики! Сердце, оно не только кровь качает, оно еще много чего делать умеет. Вещует, например, иногда, а иногда тоскует. Но, что ни говори, какие возражения ни выдвигай, это, несомненно, была Лика, и даже если бы вычислитель этого не подтвердил, Виктору было достаточно его собственного мнения, голоса его собственного сердца.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Виктор вскочил с колен и рванул что есть мочи за Максом. Но он опоздал. Время чудес заканчивалось. Когда он налетел всем телом на плотный упругий барьер, свечение почти погасло, и фигуры Макса и Лики были уже едва различимы. Еще мгновение, и преграда, в которую уперся Виктор, исчезла, и он, не удержав равновесия, полетел на каменную мостовую.
– У вас глаза синие, – вдруг сказал Виктор, и сердце сжало с новой силой…
Он зажмурился на мгновение, не потому, что стеснялся своих слез – он плакал так редко, что мог это себе позволить даже при свидетелях, – и не потому, что полагал слезы неподходящими для настоящего мужчины, а потому, что знал: ему единственному не позволено сейчас давать слабину. На нем все держится, так он понимал нынешнее положение вещей.
Виктор отвел глаза, кивнул, как бы признавая, что все именно так и есть, как есть, и поднял свой бокал. Время пришло.
– Давайте выпьем за даму Ё, – сказал он. – Я не буду говорить, какая она была, а она была такая, что никаких слов не хватит, чтобы это выразить. Я скажу о другом. Она могла не лезть в это дело. Вернее, она не могла не принять вызов. Вот в чем суть. И она дралась так, как могла только она одна. И еще. Она вырвала у этого гада, выиграла для нас целых двадцать три секунды и твою жизнь, Тата, и твою, Игорь, и твою, Деби. Такой размен…
– Я тебя замучил, адмирал, – сказал он, активировав связь по дороге к «Сапсану», ожидающему его на лужайке перед отелем. Он был рад только одному, что сейчас Йфф не может видеть его лица.
– К вашим услугам, господин главнокомандующий. – Казалось, Йфф ждала этих слов.
«Знает меня как облупленного!»
– Отбой, – сказал он вслух.
– Есть отбой.
– Извини.
– Если я скажу, что ты идиот, меня пошлют на плаху, – сказала она «нейтральным» тоном.
– Если нас слушают, то на плаху пойдет тот, у кого слишком большие уши и длинный язык.
«Кто-то обделался», – не без мелкого удовольствия отметил Виктор, у которого сейчас было такое чувство, что вместо крови по его жилам течет желчь вперемешку с серной кислотой.
– Пошли разведку в систему Той'йт, – попросил он.
– Через час уйдет «Нефритовый Э», – сказала она как ни в чем не бывало.
– Спасибо.
– Не за что.
– Сейчас я лечу на «Вашум».
– Витя…
– Да.
– Не обижайся, но я дам тебе один совет.
– Не извиняйся, – усмехнулся он. – Ты моя жена и первый заместитель. Так что, валяй, советуй.
– Ты помнишь, как я пригласила тебя в храм Чшарцша'ш? [122]
Ну что тут скажешь? Тут не слова нужны, чтобы все это выразить. Нет, не слова, а какие-то другие средства потребны, чтобы описать все, что случилось в тот день, когда он впервые увидел Ё и познакомился с Йфф…
…Неожиданно изменившийся характер звукового фона привлек его внимание. В слитном гуле голосов зрителей, живо обсуждавших последний бой жемчужного господина Ё, появилась новая тревожная нота. Абель Вараба перевел свой утомленный взгляд с чаши, которую держал в руке, на арену, и увидел идущую к ним девушку.
Ни драгоценностей, ни одежды на ней уже не было. Черные, как ночь над их головами, волосы были туго зачесаны назад и заплетены в короткую толстую косу. В правой руке она держала белую лилию.
– Светлая госпожа младшая Ё, – сказал Йёю. Его интонация безупречно передала все, что он хотел этим сказать:
В младшей Ё порода говорила, не стесняясь, во весь голос. Но не только жемчужная кровь светлых господ Ё пела сейчас для полковника Варабы свою горделивую песнь о жизни и смерти бесчисленных поколений изысканных танцоров и бестрепетных игроков в Жизнь. Причудливая игра шансов в колоде из 240 карт победила само всемогущее время, и из легенд «Ца Сахангал»[123] на арену Дуэльного Поля шагнула истинная Чьёр, в чьих темно-синих глазах проницательный взгляд мог разглядеть улыбку Сча Кшачшаан…[124]
