Такой порядок был заведен еще в партизанском отряде. Впереди шли в атаку лучшие рубаки, за ними телохранители, оберегающие их от нападения со стороны. Следуя этому правилу, буденновцы несли сравнительно небольшие потери, а сами производили невероятное опустошение в рядах противника.

Тем временем Буденный нацеливал Городовикова для удара во фланг бригады Султан-Гирея.

— Ну, давай, Ока, — сказал он, оглаживая широкой ладонью свою буланую лошадь. — Без победы не возвращайся!

Городовиков крикнул команду. Стремительно расширяясь в обе стороны по фронту, полк развернулся в лаву. Грохоча копытами, конная лава покатилась по пологому склону.

— Ну наш пошел, — сказал Хабза, любивший биться в одиночку. — Кыссым башка! [9] Каллым жывота!!. — яростно крикнул он, выхватывая шашку из ножен.

Буденному было хорошо видно, как обе массы всадников ударились и раскололись на группы. Красные стали одерживать верх. Это было заметно по тому, что бой отдалялся. Однако это еще не было победой. У Фицхалаурова могли остаться не введенные в бой свежие части. Поэтому Буденный распорядился, чтобы Тимошенко, рассеявший казачью бригаду, отошел в резерв. Это решение в дальнейшем целиком оправдало себя…

Хабза одним из первых врубился в ряды белых. Он вьюном вертелся в седле, рубил и колол.

— Что ты?! Что ты делаешь?! — крикнул на него Султан-Гирей, принимая Хабзу за своего. — Ты что, мерзавец, ошалел?!

Хабза тут же направил своего коня на него. Но полковник, видимо догадавшись, ударился в степь. Хабза, вереща диким голосом, погнался за ним. Тут бы и пришел конец Султан-Гирею, если бы не сурчиная нора. Лошадь Хабзы на всем скаку попала в нее ногой и покатилась через голову.

Дерпа видел, как упал молодой осетин, и бросился к нему на помощь. Но помощь была уже не нужна. Белые, сбитые буденновцами, бешеным карьером покидали место схватки. Все же Дерпа подъехал, думая, что товарищ сильно ушибся.

— Наш маленько нога ломал, — отвечал Хабза на вопрос Дерпы. Он, прихрамывая, подошел к покорно стоявшей лошади, осмотрел ее и легко сел в седло.

— Ну, нога это еще ничего, — сказал Дерпа. — Ведь через голову перекатился. Так и шею можно сломать.

— Ну, шея! Зачем шея ломал? Будет и нога, — глубокомысленно заметил Хабза.

Неподалеку от них послышались громкие крики. Дерна посмотрел. Из балки развертывалась в степь колонна конницы. По белым заячьим шапкам Дерпа узнал отряд князя Тундутова, выделенный в резерв Фицхалауровым. Белые скакали в степь. Навстречу им развертывался полк Тимошенко. Впереди полка, выставив вперед обнаженную шашку, весь стремительный в этом движении, мчался всадник, показавшийся издали Дерпе странно знакомым. Под ним летела птицей крупная буланая лошадь. Дерпа не успел рассмотреть всадника. Трубач заиграл сбор. Рассыпавшийся по степи полк собирался к Городовикову. Дерпа занял свое место в строю как раз в ту минуту, когда Городовиков повел бойцов в тыл князю Тундутову. Там, на месте схватки, уже высоко взлетали и падали шашки.

Дерпа вместе с бойцами яростно врубился в скопище белых. Перед ним замелькали озверелые лица, кривые лезвия шашек, оскаленные морды лошадей. С глухим гулом сшибались противники. Слышались лишь негромкие восклицания, вскрики и стоны. Дерпа рубил и отбивался. Есаул с вытянутыми в трубку губами бросился на него со спины. Но случившийся тут всадник на буланом коне высоко взмахнул шашкой и мощным ударом развалил есаула от ключицы до пояса. Дерпа оглянулся на крик и увидел Буденного. Радостная спазма сжала ему горло, и он с новой силой бросился в бой. В нескольких шагах от него рубился Иван Колыхайло. Вокруг него падали люди и лошади.

— Иван, ко мне! — крикнул Дерпа. Он заметил, что тучный офицер с висячими усами пробивался из сечи, и погнал свою лошадь за ним. Но тот уже успел выбраться в степь и хлестал серого жеребца плетью с боку на бок, норовя уйти от погони.

«Врешь — не уйдешь!» — думал Дерпа. Встречный ветер раздувал полы его шинели, стужа прожигала до костей, глаза слепили слезы, но он словно не чувствовал этого и продолжал мчаться за офицером. Позади него скакали Иван Колыхайло, Хабза и боец из первого взвода.

По хриплому дыханию лошади Дерпа чувствовал, что она отдает последние силы. Серый в яблоках красавец жеребец офицера шел легким скоком, бросая из-под копыт комья снега. Расстояние между беглецом и преследователями стало увеличиваться. Видя, что ему не догнать, Дерпа перехватил шашку в зубы и выхватил револьвер из кобуры.

Треснул выстрел, второй…

Беглец вильнул в сторону и со всего маху вскочил в занесенную снегом лощину. Лошадь провалилась по брюхо. Она сделала судорожное движение, чтобы выбраться, но ушла в снег еще глубже и остановилась, шумно раздувая красные ноздри и покачиваясь всем корпусом взад и вперед.

Офицер повернул к Дерпе искаженное страхом лицо. Глаза его побелели от ужаса. Тучное тело била мелкая дрожь.

— Не руби меня! Не руби! — прохрипел он прерывистым голосом. — Я князь Тундутов. Отведи меня к своему командиру. Я дам ценные сведения…

Бой постепенно откатывался. В степь вышли санитары с носилками. Катя торопилась к тому месту, где произошла первая схватка. Это было, как она видела издали, неподалеку от кургана. Она не ошиблась. Впереди, где редевший туман цеплялся за оголенные ветви вербы, на снегу что-то темнело. Приглядевшись, она увидела людей. Они лежали, кто ткнувшись боком, кто навзничь. Тут же билась лошадь. У сурчиной норы лежал первый убитый. Сабельный удар развалил его почти пополам. На его круглом, с толстыми губами, желтом лице застыло выражение ужаса. Катя невольно подумала, что тут дрался Дерна. Она отвернулась, прошла шага два и наткнулась на другой труп. Это был красноармеец. У нее вырвалось восклицание жалости. Она узнала в нем Яноша Береная, которому ей пришлось делать операцию в тот памятный день, когда Дундич привез ее к красным. Катя нагнулась, приподняла и тут же опустила мертво упавшую холодную руку. «Бедный Янош, — подумала девушка, — такой молодой и погиб!» Она подняла голову и увидела другого человека. Он лежал вверх бородой и, кося глазами, смотрел на нее. Катя не узнала его — так он осунулся и побледнел. Но Иона Фролов узнал ее с первого взгляда. Перед ним была та самая сестра, которую он арестовал в Платовской.

Катя подошла и нерешительно посмотрела на раненого.

— Пить! — попросил Иона Фролов, видя, что Катя собирается покинуть его. Поколебавшись, она сняла флягу и подала раненому. Урядник стал жадно тянуть холодную воду.

— Хватит! Довольно! — сурово сказала она. — Ведь еще люди есть!

В нескольких шагах от нее послышался стон. Она оглянулась.

Под кустом боярышника лежал вихрастый боец в рыжей кубанке.

Она подбежала к нему и опустилась подле него на колени, в то время как Иона Фролов, достав револьвер из кобуры и опираясь на локоть, старательно целил ей в спину.

После первого выстрела он увидел, как дрогнули плечи девушки. После второго она, вся трепеща, прильнула к земле и затихла. Но он, шепча что-то, все стрелял и стрелял в ее спину и опустил руку только тогда, когда послышался сухой треск курка…

Урядник поднял голову и напряженно прислушался. Вокруг стояла тишина. Только где-то вдали чуть слышно постукивали ружейные выстрелы. На снегу мелькнула быстрая тень. Старый ворон присел подле Фролова и, склонив голову набок, по-хозяйски посмотрел на него. «Смерть моя», — подумал урядник. Однако Иона Фролов не хотел умирать. Он приподнялся и шикнул на ворона. Но тот спокойно чистил-точил клюв о крыло.

Вблизи послышались голоса. Фролов прижался к земле. В сизом тумане показались фигуры людей.

— Вот еще лежит, — сказал чей-то голос.

— Белый…

Шаги замерли подле Фролова. Кто-то подошел и пнул его ногой. Урядник застонал.

— Живой!

— Добей его, Макогон! — сказал молодой боец в полушубке.

— Что ты! Разве можно раненого бить? — возразил ездовой.