спросил он Гуро.
— Если нужно — поеду.
— Ну, в таком случае давайте оформлять, пока на месте стоим.
Поткин подошел поближе к танцующим.
— Павел Степанович, ты посмотри, что разделывает! — сказал он, показывая на Сашеньку.
— Да, на все руки девушка. Жизнь в ней так и кипит. И умница большая.
—, Счастливый будет тот человек, кто ее выберет.
— Такая сама выберет…
Ткач, покачиваясь из стороны в сторону, продолжал стачать по ладам. На лбу у него выступили капельки пота, рубашка прилипла к спине, но неутомимый гармонист, видно, решил не прекращать свою музыку, пока не отпляшет весь полк. Уже и Ладыгин, вытолкнув в круг сменившегося с дежурства Вихрова, прошелся вприсядку, уж и Кузьмич, притопывая толстыми, как колоды, ногами, станцевал какой-то неописуемый танец, а вслед ему проплыл степенно, словно священнодействия, взводный Сачков. Веселье разгоралось все больше и больше.
Митька уже давно уморился, и Сашенька, притопывая каблучками новеньких сапожек со шпорами, плясала в паре с Харламовым. Вдруг она увидела стоявшего в стороне печального Мишу Казачка. Она подбежала к нему и спросила:
— Миша, хотите, «Шамиля» станцуем?
— Ва! С тобой? — живо спросил он, словно не веря ушам.
— Со мной.
— С балшим удовольствием! — согласился он, весь просияв.
— Товарищи! — весело крикнула Сашенька. — Миша Казачок танцует «шамиля»!
Миша вышел на середину круга, тряхнул широкими рукавами черкески и, раскинув руки, понесся в танце. Приуставшая Сашенька едва поспевала за ним.
— А ну, пройдись-ка и ты, Алексан Алексаныч, — сказал Ушаков.
Но Поткин и так уже постукивал каблуками.
— Пошли, Дуся, — сказал он, прихватывая Дуську за талию.
— Ой, товарищ комполка, я ж эту не умею! — застеснялась она. — Вам бы с Маринкой. Она очень даже ловко танцует.
— А где она, Маринка? — спросил Поткин, оглядываясь.
— Она на дежурстве в околотке.
— Что ж пустое толковать! А ну, пошли как-нибудь.
Под одобрительный гул голосов Поткин пустился по кругу.
— Ишь ты! Вот это да! — сказал Аниська.
— А ведь почти сорок раз раненный! — подхватил Харламов.
Он гикнул и пустился следом за командиром полка. Поткин, отдуваясь, вышел из круга.
— Ну вот, — встретил его Ушаков, — а говоришь… Лучше молодого танцуешь.
— Я это дело люблю.
— Не зайдем ли в штаб на минутку? — предложил Ушаков.
— Зайдем, — охотно согласился Поткин.
Они прошли площадью мимо старой, замшелой колокольни, видавшей времена Богдана Хмельницкого, и вышли на пустынную улицу.
— Знаешь что, Алексан Алексаныч, — помолчав, заговорил Ушаков. — Я все хотел поговорить с тобой относительно Гобаренко. Скажи, ты за ним ничего не замечал?
— За Гобаренко? — Поткин внимательно посмотрел на комиссара. — Да нет, ничего. А что?
— Видишь ли, какое дело. Я к нему все время приглядывался, и, понимаешь, не нравится мне его работа за последнее время. Тебе не кажется странным, что почти при каждом серьезном поручении у него что-нибудь да случается?
— А с кем не случается. У нас вот тоже случилось под Дзионьковом. На ошибках учимся. А так Гобаренко очень даже деловой и услужливый человек, — возразил Поткин.
— Да нет, ты постой! У меня, командир, дух противоречия какой-то. Я серьезно говорю. Ты заметь, что все эти случайности нездорово отражаются на боевой жизни полка. Ну, со снарядами считать не будем, тогда на него напали. Я имею в виду два последних случая — не получили муку и патроны. А я проверял — во всех полках получили, только у нас нет. Ну, чем это объяснить?
— Да-а… — протянул Поткин. — Сильно. А мне ни к чему было. А потом он, помнится, сам говорил, что еще успеет получить.
— Так вот, — продолжал Ушаков. — По-моему, это дело надо немедленно передать в особый отдел.
— Хорошо, — подумав, сказал Поткин. — Правильно говоришь. Так и сделаем…
Они вошли в штаб. Здесь их ждала телефонограмма, подтверждающая дневку на завтра.
— Ты что сейчас думаешь делать? — спросил Поткин.
— Пойду к бойцам. Есть кое-какие дела.
— А я, пожалуй, останусь — приказы посмотрю.
— Ну, ну. Бывай! — Ушаков кивнул командиру полка, вышел на улицу и, что-то обдумывая, направился на окраину села, откуда едва слышно доносились пиликающие звуки гармоники.
На улице посветлело. Молодой, словно вымытый месяц, выйдя из матовой паутины облаков, плыл над верхушками тополей.
Внезапно совсем рядом, за густыми кустами акаций, послышались голоса.
Ушаков остановился и невольно прислушался.
— Ну да, все вы так, мужики, говорите. На словах-то вы, как на гуслях, — недоверчиво говорил молодой и бойкий женский голос. — Вам бы только урвать и удрать. Знаем. Не в первый раз, ученые.
— Будьте без сомненья, Авдотья Семеновна, — с убеждением говорил другой голос, тонкий и сипловатый, видимо принадлежащий немолодому уже человеку. — Пусть какой другой обманывает, а мое слово верное. Раз сказал, значит точка. В жизни от меня никому обману не было. Зачем грех на душу брать? Я верно говорю. Да и не в этакое время живем. Сейчас каждый должен быть чистый и сердечный человек.
— А драться не будете? — после некоторого молчания тихо спросил женский голос.
— И зачем вы такие слова говорите, Авдотья Семеновна? Да рази можно бабу бить! Нет, я такому свинству не привержен.
— И любить будете?
— До могилы, Авдотья Семеновна… А что я много старей вас, так вы не сомневайтесь, это ничего не доказывает. В строгости жизни себя оберег, молодому не уважу… Ну как? — голос слегка дрогнул. — Значит, согласные?..
Ушаков усмехнулся, покачал головой и, стараясь не шуметь, тихо пошел вниз по улице.
На площади по-прежнему стояло веселье. Девушки и молодые бойцы, взявшись за руки, водили хоровод.
Ушаков подошел, увидел в центре круга Сашеньку, руководившую хороводом, и, подивившись в душе на неутомимость девушки, огляделся вокруг. Красноармейцы постарше расположились на бревнах около старого сруба.
— Ильвачева не видали, товарищи? — спросил он, подходя к сидевшим бойцам.
— Только сейчас здесь ходил, — откликнулся боец в опущенном шлеме. — Я пойду пошукаю.
Ушаков присел на бревна.
— Ну, как они, дела, товарищ Назаров? — спросил он, повертываясь к казаку и вынимая из кармана кисет с табаком.
— Ничего дела, товарищ комиссар. Интересуюсь, далеко ли еще нам идти?
— А вы разве на митинге не были?
— В наряде стоял.
— Пойдем туда, куда товарищ Ленин, партия прикажут. А сейчас наша задача выбить панов из Украины… А вы что, опять по дому соскучились?