— Красивый.
— Не в этом счастье, Дуся.
— В этом, в этом! — настойчиво сказала она. — Гляди, как Саша убивалась, плакала над тобой, когда ты было помер. А кому я, такая толстая, нужна?.. Меня девчата колбасиком зовут.
— Кому что нравится.
— А ты каких любишь, соколик?
Вихров пожал плечами и ничего не ответил.
— Сколько лет-то тебе? — спросила она.
— Восемнадцать.
— Ну? А я старей тебя на целый год. Да… Я уже два раза замужем была. Первого мужа у меня Краснов убил. Он взводным был. Такой фартовый парень. Кавалерист, одним словом… Потом за другого вышла. Сдуру-то не рассмотрела, что он за человек, и выскочила. Сестра присоветовала. И вот какое дело получилось. Возвращаюсь раз домой — я тогда в госпитале работала, раненых отвозила, — а соседка говорит: «Твой дома не ночевал». Ну я, конечное дело, как следывает пошумела на него. Вашему брату нельзя ведь большой воли давать. А он и говорит: «Собирай мои манатки — ухожу». Ну, собрала я ему манатки и говорю: «Смотри, Павлуша, не плюй в колодец — пригодится воды напиться». А он: «Подумаешь! В этот плюнул — другой найду. А нет, так и перешагну и еще найду, а потом еще»… С тем и ушел. И вот аккурат перед походом письмо прислал. Пишет: «Правильно, Дуся, ты говорила — не плюй в колодец. Не нашел я никого лучше тебя. Нельзя ли мне возвратиться к тебе?» А я ему хоть бы пустой клочок бумаги нослала. Ну его к лешему, раз так поступил…
Дуська замолчала и, подперев кулачком розовую щеку, о чем-то задумалась.
— Конечно, хорошо постоянно при себе мужика иметь, — снова заговорила она. — Все ж как за каменной стеной: И любить человека приятно… Вот их сколько, мальчиков, едет, — кивнула она на колонну, — целый полк, а я их всех люблю. Я все равно как мать для них. А они, мужики, не понимают, каждый со своей любовью лезет…
Дуська вздохнула, словно сказала: «Ох, уж мне эти мужики!»
— Значит, больше замуж не пойдешь? — спросил Вихров.
Дуська бросила на него быстрый взгляд.
— Почему? Пойду, если хорошего человека найду. Она провела несколько раз по лбу Вихрова теплой, лёгкой ладонью, а сама подумала: «Господи, господи вот бы мне такого мужа!..»
Позади них послышался конский топот. Равняя свою лошадь с линейкой, к Вихрову подъехала незнакомая девушка. Она перегнулась с седла и, заглядывая в его глаза своими глубокими синими глазами, излучавшими, казалось, необыкновенную ласку, тихо спросила:
— Ну, как вы себя чувствуете?
Это обращение и весь ее какой-то солнечный облик так приятно поразили его, что он в первую минуту не знал, что и ответить, и только с благодарностью смотрел на нее. «Видимо, это и есть Сашенька», — сообразил он.
— Ну как, лучше вам? — спросила она.
— Да. Благодарю вас за все, — сказал Вихров.
— За что?
— Вы сами знаете…
Было далеко за полдень. Солнце палило. Полк с музыкой и песнями входил в село.
Подле хат кучками толпился народ. Селяне, переговариваясь между собой, с любопытством поглядывали на буденновцев.
— Дывись, куме. В окулярах, — показывал на Кузьмича старик с посошком. — Мабудь, начальник якись?
— И хлопцы ж гарни! — говорила подругам чернобровая девушка. — А он якись удалец! Як квитка [30] на коне.
Голова полковой колонны завернула на площадь. Впереди послышался громкий голос Поткина. Ивану Ильичу было видно, как передние остановились и начали спешиваться. Он придержал Мишку и, повернувшись к эскадрону, подал команду:
— Сто-ой!.. Слеза-а-ай!.. Разводи по квартирам!
Бойцы, переговариваясь с высыпавшими на улицу девушками, с шутками и смехом разводили лошадей по дворам.
Харламов слез с лошади, отпустил подпруги и, кликнув Митьку Лопатина, повел лошадь к одиноко стоявшей хатке под соломенной крышей.
Когда они ввели лошадей во двор, их чуть не сшиб с ног выбежавший из хаты хозяин — немолодой уже человек в выгоревшей кавалерийской фуражке.
— Товарищи! Ах, братцы мои ридненькие! — приговаривал он, то обнимая Харламова, то прихватывая другой рукой Митьку. — Як же я вам радый! Ось довелось побачиться! Я те ж в кавалерии действительную служил.
— Кавалерист, стало быть? — улыбаясь и показывая белые зубы, ярко сверкавшие на черном, покрытом пылью и потом лице, спросил Харламов.
— Ахтырского гусарского имени Денис Давыдова полка младший унтер-офицер Евтушенко! — одним духом выпалил хозяин. — Эх, братцы, — продолжал он, — як побачу кавалерию, так аж сердце зайдется. Вот, ей-богу, зараз пишов бы до вас служить, да хозяйка в мене хворая, до лекарни отвиз… Эх, як же це я забалакався, та наиважнейше забув! — вдруг спохватился он. — А ну, проводьте коней.
Хозяин показал, где поставить лошадей, потом принес большую охапку душистого сена и, вытянув из колодца ведро воды, пригласил бойцов помыться с дороги.
— Так вы, братцы-товарищи, располагайтесь, як будто до дому заихалы, — говорил он, поливая из ведра на руки бойцам. — А мне до хозяйки треба. Я до вечера повернусь, а вы почивайте.
На крыльцо вышла черноволосая высокая девушка.
— Олеся, дочка моя, — пояснил хозяин Харламову, который, вытерев лицо суровым, расшитым по краям полотенцем, с любопытством смотрел на девушку. — Доченька, ты цих товарищей привечай. Нагортуй им добренько та коней не забувай.
Пообещав к вечеру обязательно возвратиться домой, хозяин запряг в телегу добрую, сытую лошадь и, прихватив баул «со сниданием для хозяйки», как он пояснил, рысью выехал за ворота, чуть не зацепив колесом Сачкова, который было уже шагнул во двор.
— Ну как, ребята, с квартирой? — спросил Сачков, входя к ним и оглядывая небольшой уютный двор.
— Хорошо, товарищ взводный. Хозяин дюже приветливый, — ответил Харламов.
— Да и дочка у него неплохая, — улыбнулся Митька. — Коням в сено муки подмешала.
— Так вот, ребята, знаете что? Я до вас еще одного человечка поставлю, — сказал Сачков.
— Кого это? — спросил Харламов.
— Новенького.
— Кривого, что ль?
— Да.
— Ну его, взводный! Места, что ль, ему не хватило?
— Да нет. Не успел встать на квартиру, как с хозяйкой поругался. А при тебе, Харламов, ему быть, как я понимаю, спокойнее.
— Я все ж не пойму, взводный: на что таких добровольцев принимают? — с недовольным видом сказал Харламов.
— Пострадавший он. В плену у Деникина был. Сказывает, пытали его. Так что, ребята, вы его не гоните. Со штаба полка ведь прислали.
— Ну, нехай идет, — согласился Харламов. — Только я хотел до Крутухи зайти.
— А чего он тебе занадобился?
— Хвалился — табаку хорошего достал.
— Ну что ж, сходи, Лопатин-то здесь будет?
— Тут.