прежде, чем маамад поймет, что голландцы отличаются от других народов?

— Разве их священники не порицают нас?

— Их священники порицают нас, но они порицают и мощеные улицы, освещенные комнаты, вкусную пищу, мягкие постели и все прочее, что может доставить удовольствие или принести покой или прибыль. Народ смеется над своими проповедниками.

— Ты наивен, если полагаешь, что нас не могут отсюда изгнать, как раньше изгоняли из других мест.

Мигель закусил губу от досады:

— Ты прячешься в этом районе вместе со своими соотечественниками, ничего не зная о голландцах, и считаешь их плохими, так как не потрудился ничего о них узнать. Кто еще ведет себя подобным образом? Амстердам полон иностранцев. Страна процветает оттого, что в ней столько иноземцев.

Даниель покачал головой:

— Я не буду говорить, что ты ошибаешься, но маамад ты не изменишь. Я по-прежнему буду вести себя так, словно над нами висит опасность, и это лучше, чем самоуспокоенность. И пока Соломон Паридо является парнассом, ты должен относиться к власти маамада с уважением.

— Благодарю за совет, — холодно сказал Мигель.

— Я еще не дал тебе совета. Мой совет — это не делать ничего, что могло бы угрожать моей семье. Ты мой брат, и я всеми силами постараюсь защитить тебя от маамада, хотя и считаю, что ты заслуживаешь его гнева, но моя жена и мой будущий сын для меня важнее.

Мигелю было нечего сказать.

— И вот еще, — сказал Даниель. Он осекся, чтобы поковырять в зубе. — Я тебе раньше об этом не говорил, — пробормотал он, не вынимая пальца изо рта, — зная, что у тебя материальные затруднения, но, как я слышал, ситуация изменилась. Речь идет о деньгах, которые я дал тебе в долг, — тысяче пятистах гульденах.

Мигель чуть не открыл рот от удивления. Говорить о долге было подобно тому, как если бы кто-то пукнул во время Шаббата за столом: все бы заметили, но никто ничего не сказал. Даниель впервые заговорил о деньгах за все это время, и молчание было нарушено.

— Мы все наслышаны о твоем успехе в торгах китовым жиром, который пришел, должен отметить, за счет других людей. Во всяком случае, я подумал, что теперь ты мог бы вернуть мне хотя бы часть долга. Будь так добр перевести завтра на мой счет тысячу гульденов.

У Мигеля пересохло во рту.

— Даниель, ты был очень добр, дав мне деньги взаймы, и я, конечно, верну тебе долг, когда смогу, но я не получил еще средства, вырученные от той сделки. Ты знаешь маклера Рикардо? Он отказывается мне платить или назвать имя своего клиента.

— Я знаю Рикардо. Мне он всегда казался благоразумным человеком.

— Тогда, может быть, ты сможешь его убедить. Если он заплатит то, что мне причитается, я с радостью верну тебе часть моего долга.

— Я слышал, — сказал Даниель, смотря в пол, — что в данный момент на твоем счете на бирже более двух тысяч гульденов. Из чего должен заключить, что слухи, которые ты распространяешь насчет Рикардо, имеют целью опорочить его репутацию, чтобы самому уклониться от уплаты долгов.

Деньги Гертруды. Как он о них узнал?

— Эти деньги получены не от Рикардо, это деньги моего делового партнера. Я полагал, что банковские счета на бирже хранятся в тайне.

— В Амстердаме мало что хранится в тайне, Мигель. Ты должен был давно это понять.

Ничто так не раздражало Мигеля, как когда Даниель изображал из себя великого коммерсанта.

— Я не могу дать тебе ничего из этих денег. Они не мои.

— А чьи?

— Это частное дело, хотя, уверен, нет частных дел, о которых вы бы не знали.

— А почему частное? Ты что, опять оказываешь посреднические услуги иноверцам? Хочешь навлечь на себя гнев маамада? Это после того, как ты разгневал сеньора Паридо?

— Я никогда не говорил, что оказываю посреднические услуги иноверцам.

— Но ты и не отрицаешь этого. Полагаю, все это связано с твоей торговлей кофе. Я тебе говорил держаться от кофе подальше, иначе это тебя погубит, но ты не желаешь меня слушать.

— Никто пока не погублен. Почему ты делаешь такие абсурдные заключения?

— Я хочу получить по крайней мере часть этих денег, пока ты их не потерял, — сказал Даниель. — Я настаиваю на том, чтобы ты перевел на мой счет тысячу гульденов. Если ты откажешься уплатить мне часть долга, когда у тебя есть деньги, я расценю это как насмешку над моей благотворительностью и лишу тебя возможности жить в моем доме.

На мгновение Мигель всерьез подумал, не убить ли брата. Он представил, как закалывает его ножом, или разбивает ему череп подсвечником, или душит его ковром. Если Даниель выполнит свою угрозу, это будет конец. Брат знал, что, если Мигель съедет и поселится отдельно, все расценят это как знак его кредитоспособности и на него набросятся кредиторы и утащат в своих хищных клювах все, не оставив ему ни крохи. Начнутся требования и обвинения — и слушания в маамаде. Не пройдет и нескольких дней, как откроются его дела с Гертрудой.

— Но могу предложить другой вариант, — сказал Даниель после паузы.

— Какой вариант?

— Я отсрочу требование вернуть мне долг в обмен на информацию о твоих сделках с кофе и, быть может, возможность участвовать в твоем предприятии.

— Почему ты не веришь, что я не занимаюсь кофе? — спросил Мигель.

Даниель удивленно посмотрел на него и отвел взгляд:

— Я дал тебе выбор, Мигель. Поступай как хочешь.

Даниель не оставил ему выбора: либо отдать тысячу гульденов, либо потерять все в ближайшее время.

— Я переведу тебе деньги, — сказал Мигель, — но знай, я возмущен твоими требованиями, так как они наносят урон моим делам и не дают мне выпутаться из долгов. Знай: я не допущу, чтобы твоя мелочность расстроила мои дела. Через несколько месяцев я освобожусь от долгов, и придет твоя очередь просить у меня подаяние.

Даниель ехидно ухмыльнулся.

— Это мы еще посмотрим, — сказал он.

Мне кажется, я упоминал, что Мигель Лиенсо был несколькими годами меня старше и в детстве я не знал его близко. Но я хорошо знал его брата, и, если бы не слышал от отца, что Мигель сообразительный и ловкий мальчик, у меня бы не было особого желания лучше узнать эту семью.

Даниель Лиенсо с самого раннего детства знал свои достоинства и недостатки. Он был физически слабее других мальчиков, с которыми мы играли вместе, но значительно превосходил их в быстроте. Зная, как извлечь пользу из своих способностей, он не хотел принимать участия в играх или в борьбе, но настаивал, чтобы мы бегали наперегонки целыми днями. Он хотел играть только в те игры, в которых мог победить.

Зная, что является отцовским любимцем, он постоянно жаловался на старшего брата, не в силах смириться с тем, что Мигель старше, крупнее и опытнее.