медленная смерть; и капля никотина убивает лошадь, не признавал сигарет. На дух не переносил. К тому же привычка это не только вредная, но и дорогая. Практичный паренек предпочитал на ту же сумму покупать съестного. А при постоянном чувстве голода, что вполне нормально для здорового, растущего организма, каковым Чебурек являлся, проблема курения отпадала надолго.

Что только не делал Бенедиктов, чтобы хоть как-нибудь утолить никотиновую ломку. Связками лопал бананы, папайи, манго, грыз орехи, жевал все, что казалось съедобным. Было удивительно, как за все это время он ни разу не съел чего-нибудь ядовитого. Громила переносил антиникотиновую пытку более стойко. Он выплескивал всю свою негативную энергию на Чебурека, зло подшучивая над ним. Подкованный в биологии и этнографии Громила, казалось, наконец-то нашел выход. Произошло это совершенно случайно, как-то раз они развели костер возле неказистого деревца. Топливом послужили сухие ветки с него. Истосковавшийся по табачному запаху, нос Громилы уловил похожие ароматы.

Громила разрыл кострище, измазался в пепле с ног до головы, но нашел, что искал.

– Бенедиктов, вы мой должник! – воскликнул он, протягивая ему листья дерева, под которым сидели. – Индейский табак, – сикропиа. Из этих листьев табачок получается – «вырви глаз», после него, конечно, башка болит, но курить можно. Попробуем? – предложил он.

Бенедиктов, отчаянный фанат этого «дымного» занятия, готов был попробовать что угодно хотя бы отдаленно напоминающее процесс курения.

Они нарвали листьев, просушили их на солнце, что благодаря жаркому климату не составляло большой проблемы, и, раздобыв бумагу, скатали цигарки – козьи ножки.

«Табачок» оказался крепким, Громила закашлялся так, что чуть не выплюнул все свои внутренности. Бенедиктов оказался крепче, ему удалось-таки сделать пару-тройку затяжек. Отдышавшись, Громила предпринял вторую попытку отравления своего организма.

Мальвина и Чебурек смотрели на манипуляции этих ненормальных с жалостью, но они даже не пытались отговаривать их, видя, каким маниакальным упорством горят глаза заядлых курильщиков. Промучившись минут десять, Бенедиктов и Громила отказались от попытки курения сикропии. Все-таки индейский организм куда крепче изнеженных внутреностей европейцев, испорченных цивилизаций. Подтверждением тому стала жуткая головная боль, которая терзала несчастных экспериментаторов целый день. Они опустошили аптечку Мальвины, слопав все, что хоть как-то могло снять головную боль. В коробочке с лекарствами остались только уголь и бисептол. Оставалось использовать только одно, радикальное средство от головной боли – гильотину.

Ночь в «Гранд Отеле» была ужасна. Ядвига и Роберт несколько раз просыпались из-за нападения каких-то кусачих насекомых. Мальвина подозревала, что это вши или клопы. Девицы из кордебалета стонали, кричали во сне, в комнате было ужасно душно. Только под утро путешественники забылись тяжелым беспокойным сном.

Проснулись они, разбуженные диким воплем сирены, наподобие той, что используют при учебных тревогах по Гражданской Обороне.

Первая мысль, пришедшая в голову – пожар – заставила их подскочить со своих гамаков. Тюфяков, ставшим уже автоматическим движением, схватил дипломат и прижал его к груди. Оглядевшись Ядвига и Роберт заметили, что на девиц, валяющихся в углу комнаты, звуки не произвели никакого впечатления. Они продолжали сладко спать. Вероятно, вой сирены здесь были делом привычным, вроде звонка будильника или автомобильных клаксонов. Ядвига выглянула в темный коридорчик, швейцара на табурете не было.

Тюфяков, который время от времени, пытался брать инициативу на себя, вспоминая, что именно он, – представитель сильной половины человечества произнес:

– Пойдем к шерифу и найдем какую-нибудь власть острова. Мы им объясним, что мы подданные другой страны и случайно, в результате катастрофы оказались на их острове. Скажем, что мы представители красного креста (Роберт, решил, что это будет самым убедительным доводом в их пользу), с важной миссией. Они должны, просто обязаны нам помочь.

– Ага, – иронично улыбаясь произнесла девушка, – А на каком языке ты с ними разговаривать будешь? «Писи-писи»– передразнила она его, напомнив об их встрече.

– Ну?… – об этом Тюфяков, если честно, подумать не успел., – А интернациональный язык на что? – нашелся он.

– Это который, эсперанто что ли? Не уверена, что жители этого острова им владеют.

– Я имею в виду язык жестов! – обиделся на нее Тюфяков, – если ты такая умная, то может свои соображения выскажешь? – поинтересовался он.

Мальвина вплотную придвинулась к Тюфякову и шепотом произнесла:

– У них тут маленький двухместный самолетик есть, я когда-то на таких училась летать. Предлагаю потихоньку покинуть остров, там горючки хоть до Ферска, хоть до твоей Южной страны хватит (если быть точным, то горючего хватило бы только до ближайшего государства, но посвящать в такие подробности Тюфякова, Ядвига не собиралась. Главное покинуть остров с чемоданчиком и Тюфяковым у которого на шее ключ).

– Да ты что, – это же угон! – воскликнул Роберт, – за такое знаешь что бывает?

Мальвина испуганно оглянулась по сторонам:

– Тише, ты придурок! Сейчас сюда весь поселок сбежится.

Роберт с возмущением смотрел на девушку:

– Слушай, как тебе не стыдно, а еще учительница начальных классов. Чему же ты детей учишь?…

– Ладно-ладно, успокойся, это я от отчаяния. Бывает. Пошли на улицу, я думаю, что тот мужик с косичкой и есть «администрация» поселка.

Ядвига и Роберт вышли из отеля, но не успели пройти и двух шагов как были окружены толпой местных жителей. Они в полном молчании, плотным кольцом обступили парочку, настороженно разглядывая. Местные очень смахивали на бандитов, перекошенные рожи, необезображенные интеллектом, грязные немытые и нечесаные.

– Ду ю спик инглишь? – выловив из своей памяти английскую фразу, дрожащим от волнения голосом произнес Роберт. (Хотя фраза эта была абсолютно бесполезной. В любом случае при положительном и отрицательном ответе они ничего бы не поняли. Если местные говорят по английски, Роберт с Ядвигой на нем не разговаривают. Если нет, тогда тем более…)

– Ну и где же твой хваленый интернациональный язык жестов, – съязвила девушка. – Попытайся на нем объясниться с этими местными людоедами.

– Тю, Сэмен, так это ж баба! – вдруг произнес на русском языке один из самых безобразных «островитян» стоявших ближе всего к Ядвиге: одноглазый, со шрамом через правую щеку, и выбитыми спереди зубами.

Ядвига и Роберт в изумлении уставились на говорившего: они говорят на одном языке. «Островитян» удивил совсем другой факт, тот, что Ядвига была женщиной. К девушке сразу же потянулись грязные лапы, кто-то бесцеремонно ухватил за грудь, кто-то ущипнул за ягодицу. Ядвига взвизгнула, взмахнула ногой, рукой, расчищая себе небольшой проход в людском кольце. Она схватила истуканом стоящего Тюфякова и прорвалась через кольцо.

– Бежим придурок, – крикнула она, увлекая его за собой. Они кинулись вперед, не разбирая дороги, стараясь воспользоваться минутой форы. Сзади их уже нагоняли, отчетливо был слышен топот, прерывистое дыхание, непристойные выкрики.

Ядвига достала пистолет, мельком она увидела расширенные от ужаса и удивления глаза Роберта, теперь он ни за что не поверит, будто она – учительница начальных классов. Да и фиг с ним! Возможно у них не будет даже времени поговорить на прощание, Ядвига понимала, что живыми их с этой пиратской базы (в этом она уже нисколько не сомневалась) не выпустят.

Не останавливаясь, они выскочила на площадь, на которой вчера веселилось местное население, с другой стороны площади, навстречу им, то же бежала толпа. Отступать было некуда, девушка обернулась, дверь самой здоровой хижины была распахнута настежь, приглашая войти.

– Давай туда, – приказала она Тюфякову, указывая на дверь, – будем отстреливаться, а там посмотрим!

Роберт, за ним девушка рванули внутрь, махом перескочив три ступеньки, они захлопнули дверь, заперев ее на здоровенный чугунный засов.