Если так, его привели в действие дистанционно. Помехи, скорее всего, наведены тем же устройством, что подорвало заряд. Команда на подрыв должна была подавить все остальные сигналы, включая помехи. Следовательно, перед детонацией устройство на груди Джулиуса, чем бы оно ни было, должно было стать видимым – на тысячную долю секунды. Слишком мало, чтобы увидеть невооружённым глазом, но камера должна была это зафиксировать.
Жеребкинс нашёл на плёнке момент взрыва и стал перематывать назад, кадр за кадром. Смотреть, как погибает от взрыва твой друг, всегда мучительно, а уж любоваться на это в медленной перемотке задом наперёд… Кентавр пытался сконцентрироваться на деталях. Огромный оранжевый факел пламени сократился до ослепительно белых язычков, потом и они превратились в крохотный, похожий на мини- солнце, шар. Потом что-то появилось и тут же исчезло. Жеребкинс проскочил этот кадр, но быстро вернулся. Есть! Прямо на груди Джулиуса, там, где было туманное пятно. Какое-то устройство.
Жеребкинс ударил пальцем по кнопке увеличения. Металлическая панель площадью тридцать квадратных сантиметров была привязана к груди Джулиуса октопоясом. Устройство было зафиксировано камерой всего на одном кадре. Оно появилось всего на одну тысячную долю секунды, вот почему его не увидели следователи. На лицевой поверхности устройства был плазменный экран. Кто-то общался с майором перед его смертью. Этот кто-то не хотел, чтобы его услышали, поэтому включил передатчик помех. К сожалению, на экране не было изображения, сигнал на подрыв, отключивший передатчик помех, прекратил передачу и видеосигнала.
«Я знаю, кто это сделал, – подумал Жеребкинс. – Опал Кобой, вернувшаяся из небытия». Но нужны были доказательства. Слова кентавра значили для Арка Сула ничуть не больше, чем отрицание гномом того, что он только что пукнул.
Жеребкинс посмотрел на передаваемое в режиме реального времени из клиники Аргона изображение. Вот она. Опал Кобой в состоянии глубокой комы. Или нет?
«Как тебе это удалось? – мысленно обратился он к ней. – Как ты сумела поменяться местами с другой пикси?»
Пластической хирургией такого результата не добиться. Хирургия не способна изменить ДНК. Жеребкинс открыл ящик письменного стола и достал из него два устройства, напоминающие миниатюрные вантузы.
Был только один способ выяснить, что именно происходит. Спросить об этом саму Опал Кобой.
Когда Жеребкинс приехал в клинику, доктор Аргон не хотел пускать его в палату Опал.
– Пациентка Кобой находится в состоянии глубокой кататонии, – раздражённо говорил гном. – Кто знает, как подействуют ваши приборы на её психическое состояние? Крайне сложно, практически невозможно, объяснить неспециалисту, какой вред может нанести интрузивное стимулирующее воздействие выздоравливающему мозгу.
Жеребкинс заржал.
– Ты беспрепятственно допускаешь в клинику телевизионщиков. Полагаю, они платят лучше, чем полиция Нижних Уровней. Надеюсь, доктор, ты не привык считать Опал своей собственностью? Она государственный преступник, и я могу перевести её в государственное учреждение, когда пожелаю.
– Не больше пяти минут, – быстро согласился Ж. Аргон и ввёл код доступа.
Жеребкинс, цокая копытами, вошёл в палату и бросил свой портфель на стол. Опал плавно покачивалась на ремнях под порывом сквозняка, который он впустил в палату, когда входил. И это действительно была Опал. Даже стоя рядом, разглядывая мельчайшие детали, Жеребкинс готов был поклясться, что видит старого врага. Ту самую Опал, которая соперничала с ним в каждом конкурсе ещё в колледже. Ту самую Опал, которой почти удалось возложить на него вину за мятеж гоблинов.
– Опусти ремни, – приказал он. Аргон, постоянно жалуясь, придвинул под Опал койку.
– Мне нельзя заниматься физической работой, – стонал он. – Моё бедро. Никто не знает, как я мучаюсь от боли!.. Никто. Даже медики-кудесники не способны мне помочь.
– Разве у тебя нет санитаров или уборщиков, которые должны выполнять такую работу?
– Есть, – сказал Аргон, опуская ремни. – Но сейчас они в отпуске. Ушли оба, одновременно. Обычно я не разрешаю такого, но хороших работников-пикси так трудно найти…
Жеребкинс мгновенно навострил уши.
– Пикси? Твои уборщики – пикси?
– Да. Мы очень гордимся ими. Они – своего рода знаменитости. Близнецы-пикси. Кроме того, они относятся ко мне с большим уважением.
Жеребкинс стал доставать оборудование, но руки у него дрожали от волнения. Все сходится. Сначала Цып, потом странное устройство на груди Джулиуса, а теперь поспешно ушедшие в отпуск уборщики-пикси! Разгадка близка.
– Что это у тебя? – с беспокойством спросил Аргон. – Ты не нанесёшь ей вреда?
Фаули наклонил голову бесчувственной пикси назад.
– Не волнуйся, Аргон. Это всего лишь сетчаткоскан. Дальше глазных яблок я не пойду.
Он открыл глаза пикси и установил похожие на присоски чашки на глазные впадины.
– Все, что мы видим, фиксируется на сетчатке глаз. И от каждого изображения на ней остаётся след микроцарапин, который можно усилить и прочитать.
– Я знаю, что такое сетчаткоскан, – язвительно произнёс Аргон. – Знаешь, я иногда читаю научные журналы. Значит, ты можешь узнать, что видела Опал, прежде чем впасть в кому. И что тебе это даст?
Жеребкинс подключил присоски к настенному компьютеру.
– Посмотрим, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал таинственно, а не звенел от отчаяния.
Он открыл программу сетчаткоскана, и на плазменном экране появились два тёмных изображения.
