— Что же делается с кораблями? Переворачи­вайся вверх килем?

— Даже не покачнутся. Будете, стоять на па­лубе и не заметите, что под кораблем прокати­лась цунами: глубины огромные, и вместе с тол­щей воды поднимется и ваше судно. Цунами — это по-японски. В переводе — большая волна в заливе. В названии и разгадка: чем ближе к бе­регу, чем мельче, тем все больше и больше волны. Особенно стремительно нарастают цунами в узкостях: заливах, бухтах, проливах. Тут-то они и обрушиваются на берег гигантскими крутыми валами...

— Как в хороший шторм?

— Куда шторму! Штормовая волна редко бы­вает выше пятнадцати, от силы двадцати метров, а в моретрясение на берег накатываются волны метров в сорок, а то и во все пятьдесят.

— И часто бывают такие цунами?

— Часто не часто, а бывают. В сорок шестом году, к примеру, катастрофа постигла несколько японских островов. Цунами снесли тогда все при­брежные постройки в заливе к югу от Осаки. А в апреле пятьдесят второго года цунами произ­вели опустошительные разрушения у берегов Северной Америки — на Аляске, на Алеутах, в Калифорнии — и докатились до Гонолулу и Оаху на Гавайях. Ну и, как вы знаете, Камчатку с нашими Курилами цунами тоже не забывают. Не так давно, да к тому же ночью, они обруши­лись и на остров Н. У капитана третьего ранга Николая Баулина, к которому вы едете, тогда погибла жена Ольга Захаровна. Вот ведь как в жизни случается — блокаду в Ленинграде пере­несла, медсестрой на фронте, на самой передо­вой, была, а тут... Самсонов помолчал.

— По-старому говоря, я был их сватом — по­знакомил Николая с Ольгой.

— Вы были во время моретрясения на Н.?

— Служить-то я служил на Н., но в это самое время находился в командировке на материке... Алексей Кирьянов тогда отличился. Старшина первой статьи. Вот о ком надо писать! Самого Кирьянова вы вряд ли на острове застанете,— наверное, уже демобилизовался. Баулин расска­жет. Интересный человек этот Кирьянов, так прямо в книгу и просится.

— Чем же?

— С характером... Мне-то о нем рассказывать трудно — не все в подробностях знаю, да и не совсем удобно: я в некотором смысле перед ним не то чтобы виноват, но вроде...

А цунами нужно научиться предсказывать,— продолжал он.— Для этого сейсмические стан­ции несут теперь круглосуточную вахту и в Южно- Сахалинске, и в Петропавловеке-Камчатском, и в Курильске. Курилы нам не после­завтра —сегодня осваивать. Богатейшие острова, одной рыбы сколько! Народу каждый год прибывает тысячи. Сами видели — старые кузнецы из Сормова и те сюда подались.

Петрович оказался легок на помине: не успели мы с Самсоновым сделать и десяти ходов, как он без стука вбежал в каюту. Не вошел, а именно вбежал.

— Вот они где! Опять в шахи и маты балу­ются,— обрушился на нас старый кузнец.— По­шли в кубрик! «Последние известия» передают. Насчет тайфуна...

В кубрике было тесно, но тихо. Пассажиры и. свободные от вахты матросы сумрачно смотрели: в круг приемника.

«...Наибольший ущерб причинен Японии,— со­общало радио.— Миллион человек остался без крова, пострадало двести тысяч семей. По пред­ варительным данным, погибло три тысячи шесть­сот человек. Ранено тринадцать тысяч и пропал» без вести тысяча семьсот двадцать человек. В прибрежных районах снесено волнами не­сколько поселков. Затонуло пятьдесят кораблей, триста сорок два судна выброшено на камни...»

Мы молча поднялись на палубу.

— Эх, сообща бы всем миром взяться,— ска­зал вдруг Петрович,— сколько делов бы хороших натворил человек! Можно Берингов пролив пе­ регородить. Арктику отеплить, голода на всей земле никто бы не знал. Глядишь, и тайфуны люди научились бы укрощать.

— Разве мы против! — отозвался Самсонов.

— История известная,— Петрович нахму­рился.— Какого рожна, к примеру, они тут кру­тятся, будто у себя дома?

Он кивнул вслед американским бомбардиров­щикам, по нескольку раз на день кружившим над стоящими в порту кораблями.

...Спустя двое суток после того, как «Даль-строй» покинул наконец-то Отару, на горизонте возникли Курильские острова. Погода проясни­лась, утихла, и все пассажиры высыпали на па­лубу. Словно и не было страшных дней тайфуна, словно и не было недавней опасности и тревог...

Приветственно прогудела идущая встречь нам флотилия «Алеут» — китобои возвращались во Владивосток с летнего промысла. «Дальстрой» отозвался «Алеуту» протяжным басовым гудком.

Петрович посмотрел за корму, сказал с явной грустью:

— А наше Сормово загудит только часиков че­рез семь, не раньше.

И тут же приосанился, повторил гордо:

— Через семь часов! Это ж надо понять! Мас­штабы!..

В утренней ясности, расцвеченный красками осени, щедро облитый солнцем, все выше и выше поднимался из сине-зеленой воды остров К. Впе­реди, за проливом, начинался безбрежный вод­ный простор.

— Вот он, значит, каков есть, океан!— сказал Петрович.— Из-за этого самого Тихого меня сюда, за тысячи верст, и кинуло.

— Горбушей нашей либо бурями интересуе­тесь? — усмехнулся стоявший рядом рыбак.

— У нас на Волге своя рыба не хуже здеш­ней,— добродушно сказал старый кузнец,— а к штормам-тайфунам вовсе интереса нет. Это уж пусть природные моряки себя бурями тешат, у нас другая забота.

— Какая ж?

— А такая, что тут граница.

— Граница вокруг всего Союза проходит.

— А тут, я считаю, самая важная! — загоря­чился Петрович.— Америка в соседстве.

— Так-то оно так,— согласился собеседник,— да вот яблоньки на Курилах не вырастишь.

— Яблоньки... Где, парень, яблонек не выра­щивали? Вырастут. Руки приложить, похозяйст­вовать — все будет.

— У вас сын-то кем здесь? Не пограничник ли? — спросил Самсонов.

Петрович ответил не сразу.

— У нас с Матвеевной и старший, Иван, на границе служил. В сорок первом. В Белорус­сии.

— Погиб?

— Да. И невестка с внучком погибли. Бомба прямиком в заставу угодила...

«И на Тихом океане свой мы начали по­ход...»— пели курские и полтавские комсомольцы.

После напутственных прощальных речей гря­нул марш. Было пасмурно, и медь оркестра не блестела, а лишь тускло отсвечивала. Взволно­ванные, радостно возбужденные матросы и стар­шины, отслужившие на Курилах свой срок, спу­стились на катер. Последним спрыгнул с пирса старшина 1-й статьи Алексей Кирьянов. Зароко­тал мотор, катер рванулся вперед, оставляя за кормой пенистые водоворотики.

Провожающие замахали платками, фураж­ками, бескозырками: «Счастливого пути! Пи­шите!»

С катера в ответ: «Счастливо оставаться! Не поминайте лихом!..»

Рядом с Самсоновым, который заезжал на ост­ров, чтобы хоть часок, пока шла разгрузка, по­видаться со старыми друзьями, на корме стоял Кирьянов. Он крутил над головой мичманку, и я подивился, что на лице его нет и тени радости. А ведь он тоже возвращался домой.

Маринка прильнула к Баулину, горько запла­кала.

— Ну что ты, доченька, ну что ты, не плачь,— успокаивал ее капитан 3 ранга.

— Мы так любили друг друга!— вымолвила девочка.

Катер шел ходко и минут через пятнадцать привалил к стоящему на внешнем рейде «Дальстрою», тому самому «Дальстрою», который при­вез на остров Н. продовольствие, новый опресни­тель морской воды, несколько станков, книги, по­сылки и почту.

Провожающие не расходились, с невольной грустью глядя, как с борта парохода спустили трап, как едва заметные фигурки людей подня­лись на палубу, как наконец, выбрав якорь, «Дальстрой» попрощался протяжным басовым гудком и взял курс на север.

С невольной грустью смотрел на удаляющийся пароход и я. Разве забудутся дни, проведенные на его борту? Доведется ли когда-нибудь вновь повстречаться с капитаном 1 ранга Самсоновым, с кузнецом Петровичем, оставившим в Сормове родной завод, свой домик и яблоневый сад во имя нашей нови на Курилах? Обретет ли счастье в этом краю молодая учительница, которую увез из Сочи лейтенант? Как-то сложится здесь, на Дальнем Востоке, судьба курских и полтавских комсомольцев?.. Счастливого пути вам, друзья! Пожалел я и о том, что разминулся со стар­шиной 1-й статьи Алексеем Кирьяновым. «Вот о ком надо писать!» — вспомнились слова Самсонова. До чего же долгим, кружным путем бу­дут добираться демобилизованные пограничники до материка: Камчатка, потом Магадан, Никола­евск-на-Амуре... Да, редко еще заходят пароходы на такие острова, как остров Н...

— Пошли, Мариша, домой,— прервал мои раз­думья Баулин.

Девочка вытерла кулачонками покрасневшие глаза.

— Пошли...

На ошвартованных у пирса сторожевых кораб­лях, недавно возвратившихся из дозорного крей­серства, происходила приборка. Редкостный для октября тихий ветер едва шевелил флаги погра­ничного флота. Мутно-свинцовые волны лениво накатывались на склизкие, обросшие зелеными лохмами водорослей сваи.

Пронзительно вскрикнув, крупная сизая чайка нахально выхватила на лету из клюва другой ры­бешку. Царапая нервы, скрежетали скрябки: с днища вытащенного на берег катера счищали ржавчину и ракушку. Неподалеку от стоянки ко­раблей матросы строили похожее на цех здание. Из-за высокой, отвесно