наиболее чувствительный удар Анжаиса. Одуряющая жара и обилие отвратительных запахов сыграли свою роль — в горле у Локки возникло омерзительное щекочущее ощущение, затем накатила волна дурноты. Он стоял, кашляя, давясь собственной рвотой, и молился, чтобы боги даровали ему силы… хотя бы еще на пару часов!
Одна из сестер Беранджиас шагнула к капе — ее сетка для волос с акульими зубами ослепительно засияла в свете многочисленных канделябров — и, наклонившись, что-то зашептала ему на ухо. Барсави выслушал ее с улыбкой.
— Черина предлагает развлечь нас своим искусством, — крикнул он. — Вы как, ребята?
В ответ понеслись крики — на взгляд Локки, еще более громкие и более искренние, чем прежде. Деревянные стенки галеона буквально дрожали от разразившегося шума.
— В таком случае да здравствует Зубастое Шоу!
То, что началось потом, правильнее всего было бы назвать хаосом. Откуда-то выскочили несколько десятков головорезов капы Барсави и принялись расталкивать гостей, расчищая центральную площадку примерно десять на десять ярдов. Волей-неволей гуляки потеснились, отступив на галереи, которые чуть не подломились под тяжестью толпы. Локки так прижали в его углу, что он едва мог продохнуть.
Вооружившись заостренными крюками, подручные Барсави снимали с пола деревянные щиты, под которыми плескались темные волны Каморрского залива. При мысли о том,
Когда наконец последние деревянные панели были удалены, публика увидела покачивающиеся на воде маленькие — шириной в человеческую ладонь или дюймом больше — деревянные платформы, на которых предстояло работать сестрам Беранджиас. Арена для Зубастого Шоу, проводимого специально для капы Барсави и его гостей, смертельно опасная игра — даже для таких опытных контрареквилл, как близнецы Беранджиас.
Черина и Раиза, прекрасно умеющие заводить толпу, начали напоказ освобождаться от своих кожаных дублетов, наручей и воротников. Они делали это грациозно, не спеша, доводя зрителей до исступления. Толпа каморрских бандитов топала, свистела и одобрительно улюлюкала. Там и здесь опрокидывались стаканы за здоровье контрареквилл, некоторые даже отваживались делать им неприличные предложения.
Вперед выступил Анжаис, держа в руках пакетик с особым порошком. Он поспешно высыпал его в воду и благоразумно отступил подальше. Это был «призывный порошок» — мощная смесь алхимических веществ, которая приводит акулу в бешенство и поддерживает ее в таком состоянии на протяжении всего действа. Общеизвестно, что запах крови привлекает и возбуждает морских хищников, но он не идет ни в какое сравнение с «призывным порошком». От него акула приходит в совершенное неистовство — прыгает, мечется и бросается на женщин, скачущих по платформам.
Сестры Беранджиас шагнули к самому краю импровизированного бассейна. В руках они держали обычное оружие — топорики с острым навершием и дротики. Сыновья капы, Анжаис и Пачеро, заняли позицию слева за их спинами. Сам капа стоял возле своего трона, хлопая в ладоши, расплывшись в довольной улыбке.
В это мгновение водную гладь бассейна прорезал черный плавник, ударил мощный хвост. Распаленная публика дружно взревела. Локки ощутил смесь вожделения и страха, захлестнувших толпу — это первобытное, почти животное чувство переливалось через край, грозя смести все на своем пути. Передние ряды опасливо пятились от края бассейна, пытаясь пробиться внутрь толпы. Те, что стояли сзади, недовольно ворчали и выталкивали их обратно.
Судя по плавнику, приплывшая акула вряд ли достигала пяти-шести футов в длину. Те особи, что использовались на Речных Игрищах, бывали вдвое крупнее — такая тварь попросту не поместилась бы в бассейн капы Барсави. Однако даже небольшая акула могла покалечить человека, если достанет его в прыжке. Если же ей удастся стащить зазевавшегося зрителя в воду — тут размеры хищника и вовсе не имели никакого значения.
Сестры Беранджиас вскинули руки вверх, затем, как по команде, обернулись к капе. Та, что стояла справа (Раиза? Черина? Локки так и не научился различать их, но сейчас при взгляде на сестер почувствовал, как замерло сердце, — двойняшки живо напомнили ему о погибших Санца), поманила Барсави к себе. Тот, явно играя на публику, спустился вниз и, встав между женщинами, одарил каждую из них поцелуем.
В тот же миг вода в бассейне вспенилась, хищная черная тень мелькнула в воздухе и снова ушла на глубину. Пять сотен сердец дрогнули в унисон и замерли, раздался общий вздох-всхлип. Локки почувствовал, что его собственное возбуждение достигло пика. Он увидел всю картину со стороны, будто застывшую на экране театра теней — смущенную улыбку на потном красном лице Барсави, трепещущий отсвет алхимических светильников на темной поверхности воды…
— Каморр! — крикнула одна из сестер Беранджиас.
И снова толпа затаила дыхание, смолкла, будто кто-то перерезал ей коллективную трахею. Пятьсот пар глаз устремились на капу и его телохра-нительниц.
— Мы посвящаем эту смерть капе Венкарло Барсави, — продолжала контрареквилла. — Нашему господину и покровителю…
— …ибо он заслужил сей дар! — поддержала ее сестра.
То, что произошло потом, запомнилось Локки на всю жизнь. Гладкое черное тело вновь вылетело из воды. Блеснули черные непроницаемые глаза над разверстой пастью с белыми зубами, в воздух взметнулся десятифутовый фонтан. А затем зависшее на мгновение в воздухе туловище акулы перекувыркнулось и стало падать вперед, вперед…
Прямо на капу Барсави.
Он вскинул руки в бессмысленной попытке загородиться, защититься от нападения чудища. Акула обрушилась на него, и страшные челюсти сомкнулись на руке капы. Тяжелое мощное тело забилось на дощатом полу, уползая в воду и утягивая с собой Барсави. Тот отчаянно закричал, брызнул фонтан крови, которая стекала по доскам прямо на тупорылую морду акулы.
Сыновья ринулись на помощь Барсави. И тогда одна из сестер Беранджиас — та, что стояла справа — бросила взгляд на злобную рыбину и вскинула топор, принимая боевую позу. Ее тело напряглось, неуловимо отклонилось назад, готовясь нанести удар.
Лезвие топора мелькнуло в воздухе и рухнуло на голову Пачеро Барсави, как раз над левым ухом. Очки слетели с его лица, и юноша, качнувшись, упал навзничь. Он умер прежде, чем коснулся палубы.
Толпа всколыхнулась и завизжала. Локки стоял в своем углу и молился Покровителю, дабы тот сохранил ему разум и позволил понять, что же тут происходит.
Анжаис в замешательстве замер над телами отца и брата. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, вторая Беранджиас шагнула к нему и воткнула свой дротик прямо ему в горло. Он захлебнулся кровью и рухнул рядом с братом.
Акула извивалась и билась на полу, не выпуская из зубов правой руки старого капы. Барсави тонко кричал и беспорядочно колотил другой рукой по страшной морде. В конце концов вся его левая рука изодралась в кровь о шершавую, как абразив, кожу чудовища. Еще один, последний рывок — послышался тошнотворный скрежет, и хищник, оторвав свою добычу, ускользнул под воду. Разбрызгивая кровь из страшной культи, оставляя за собой кровавую полосу, Барсави откатился назад. Он лежал, глядя на мертвые тела сыновей, и на лице его было написано неподдельное изумление пополам с ужасом. Капа попытался подняться, но одна из сестер Беранджиас пинком сбила его обратно на палубу.
Внезапно толпа пришла в движение — несколько парней из банды Красноруких, нестройно крича и размахивая оружием, бросились на контрареквилл. Последовала молниеносная схватка. Локки не успел разглядеть деталей, но ясно было одно — сестры расправились с дюжиной вооруженных мужчин с легкостью и жестокостью, которой позавидовала бы даже акула. Дротики мелькали в воздухе, топоры взлетали и опускались, и каждый такой взмах завершался фонтаном крови и перерезанным горлом. Прошло не более пяти секунд, прежде чем последний из Красноруких упал с раскроенным черепом.
На балконах тоже поднялась давка. Локки видел, как некие люди в тяжелых серых плащах прокладывают себе дорогу сквозь толпу. Они были вооружены арбалетами и длинными кинжалами. Там же
