засомневался, сможет ли она когда-нибудь снова есть твердую пищу.

— Твою мать, — сказала она сквозь зубы, — Мэттьюз отменил розыск.

— Мы знали, что так и будет.

Деб кивнула. Ее взгляд скользнул мимо меня в направлении дороги, и она выругалась.

Я посмотрел в ту же сторону и увидел Дика. Он выбирался из машины, одновременно подтягивая штаны и улыбаясь женщине, которая стояла возле фургона новостей и причесывалась, готовясь к съемке. Она замерла на минуту и удивленно взглянула на него. Дик кивнул ей и прогулочным шагом направился к нам. Женщина посмотрела ему вслед, облизнула губы и продолжила расчесываться с удвоенным рвением.

— Строго говоря, он твой напарник, — заметил я.

— Строго говоря, он безмозглая скотина, — парировала Дебора.

— Эй, — начал Дик, подходя к нам, — капитан сказал, что я должен присматривать за тобой, чтобы больше не было таких косяков.

— Как, интересно, ты опознаешь косяк, когда увидишь его? — огрызнулась Деб.

— Ой, ну знаешь, — ответил он, пожимая плечами, и оглянулся на журналистку. — Я имею в виду, не говори с прессой, или что-то в этом роде, ладно? — И он подмигнул Деборе. — В любом случае теперь я всегда буду рядом. Помни об этом.

Я ожидал, что она выдаст очередь из семи убийственных замечаний, которые заставят Дика упасть замертво прямо на месте и помять ухоженный газон семейства Акоста, но Деб, судя по всему, уже узнала эту новость от капитана и, как хороший солдат, была готова исполнить приказ. Субординация победила, и Дебора, бросив один долгий взгляд на Дика, сказала:

— Ну ладно. Пойдемте проверим остальных из списка. — И смиренно пошла к машине.

Дик опять подтянул штаны и посмотрел ей вслед.

— А, ну ладно, — произнес он и пошел за ней.

Журналистка задумчиво смотрела ему в спину до тех пор, пока продюсер не суНул ей в руки микрофон.

Меня на одной из патрульных машин подвез до Майами-Дейд коп по фамилии Виллоуби, который, как оказалось, был помешан на «Майами-хит[9]. Я многое узнал о разыгрывающих защитниках и о чем-то еще под названием «пик-н-ролл». Уверен, полученная информация была невероятно ценной и когда-нибудь мне пригодится, но тем не менее был счастлив выбраться из машины в послеполуденную жару и дотащиться до моего маленького кабинета.

Там я и провел в компании моих инструментов большую часть оставшегося рабочего дня. Я даже успел сходить и пообедать в новой забегаловке неподалеку, которая специализировалась на фалафеле. К сожалению, помимо этого, она специализировалась на темных волосах, плавающих в соусе, и это не обрадовало мой желудок. Я занялся повседневной лабораторной работой, заполнил кое-какие бумаги и наслаждался одиночеством, когда Дебора забрела ко мне. Она держала в руках толстую папку и выглядела такой же расстроенной, как и мой желудок. Ногой она выудила из угла стул и, сгорбившись, села на него. Все это — не говоря ни слова. Я положил бумагу, с которой работал, и отдал все свое внимание ей.

— Выглядишь потрепанно, сестренка.

Она кивнула, глядя на свои руки:

— Это был длинный день.

— Ты проверила остальных из списка Лоноффа? — спросил я, и она опять только кивнула. Желая помочь ей с социальной адаптацией, я добавил: — Ты ездила с напарником?

Она подняла голову и злобно посмотрела на меня.

— С этим чертовым идиотом, — сказала она и снова сгорбилась.

— Что он сделал? — поинтересовался я.

Она пожала плечами.

— Ничего. Он не так ужасен в рутинной работе. Задает все положенные вопросы.

— Тогда что с тобой, Деб?

— Они забрали моего подозреваемого, Декстер, — сказала она, и меня вновь поразил ее беззащитный тон. — Мальчишка Акоста что-то знает, я уверена. Может быть, и не он прячет этих девочек, но ему известно, кто это делает. И мне не позволяют поговорить с ним. — Она погрозила двери кулаком. — Ко мне даже приставили этого недоумка Дика в качестве няньки, они хотят быть уверены, что я не расстрою чиновника.

— Ну… — предположил я, — может быть, Бобби Акоста ни в чем и не виноват.

Дебора показала зубы. Если бы она не выглядела такой несчастной, это сошло бы за улыбку.

— Он виноват как черт знает кто! — воскликнула она и кивнула на папку, которую держала в руке. — У него такой послужной список, что ты не поверишь. И это уже без тех фактов, которые вычеркнули, пока он был несовершеннолетним.

— Ну это не делает его виновным и сейчас.

Дебора наклонилась вперед, и мне показалось, она хочет ударить меня делом Бобби Акосты.

— Черта с два не делает, — сказала она и, к счастью для меня, открыла папку, вместо того чтобы запустить ее мне в голову. — Нападение. Покушение на убийство. Нападение.

Крупная автомобильная кража. — Она виновато посмотрела на меня, произнося последнюю фразу. — Его дважды арестовывали, когда кто-то умирал при невыясненных обстоятельствах, и это было как минимум убийство по неосторожности, но оба раза отец выкупал его. — Она закрыла папку и хлопнула по ней рукой. — И это далеко не все. Но каждый раз все заканчивалось одинаково: отец выкупал его, несмотря на кровь на руках. — Она покачала головой. — Это очень трудный ребенок. Он убил как минимум двоих, и у меня нет абсолютно никаких сомнений: он знает, где эти девушки, если еще не убил.

Деб, конечно, была права. Не только потому, что прошлые преступления обязательно означают сегодняшнюю вину, нет, я почувствовал, как Пассажир заинтересованно пошевелился во сне, как задумчиво поднялись его брови, когда Дебора читала список преступлений Бобби. Прежний Декстер совершенно определенно добавил бы имя Бобби Акосты к списку вероятных товарищей по играм. Но Декстер-2 не занимался подобными вещами. Вместо этого я только сочувственно кивнул.

— Может быть, ты и права.

Дебора вскинула голову.

— Может быть? Я права. Бобби Акоста знает, где девочки. И я, мать твою, не могу до него даже дотронуться из-за его отца.

— Ну… — начал я, прекрасно понимая, что ничего нового не скажу, и поэтому произнес: — Ты не можешь бороться с правительством.

Дебора несколько секунд безо всякого выражения смотрела на меня.

— С ума сойти, — удивилась она, — сам придумал?

— Ну же, Деб, — признаю, мой голос прозвучал несколько раздраженно, — ты знала, что так и случится, оно и случилось, так в чем дело?

Она резко выдохнула, сложила руки на коленях и опустила взгляд. Это было гораздо хуже, чем резкий ответ, которого я ожидал.

— Не знаю, — сказала она, — может быть, дело не в этом. — Она повернула руки ладонями вверх и посмотрела на них. — Может быть, это… Не знаю. Да всё.

Если мою сестру действительно беспокоило всё, то легко понять, почему она пребывает в таком несчастном состоянии. Наверное, трудно не сломаться под грузом ответственности за всё. Но мой опыт общения с людьми подсказывал: если кто-то жалуется на всё, это означает, что его беспокоит одно маленькое и конкретное нечто. И я знал: в случае с моей сестрой дело обстояло именно так, пусть и казалось, будто она в самом деле отвечает за всё. Ее грызло и заставляло вести себя таким образом совершенно определенное нечто. И, припомнив разговор о ее бойфренде, я решил, что знаю, в чем дело.

— Это Чатски?

Она вскинула голову.

— В каком смысле? Думаешь, он бьет меня? Или изменяет?

— Нет, что ты, — сказал я, заслоняясь рукой, на случай если ей придет в голову ударить меня. Я знал: