разглядеть сам не зная что. Он облизнул губу — она припухла и на ощупь казалась резиновой.
Анна схватила его за ворот рубашки:
— Обещай мне, что больше так не будешь!
— Как — так?
— Плохо о нем думать.
Малер растерянно ткнул пальцем в пустоту:
— Тут... кто-то был.
Он до сих пор кожей чувствовал чье-то незримое присутствие, словно кто-то наблюдал за ними со стороны. Малер встал, подошел к раковине и сполоснул лицо холодной водой. Вытершись полотенцем, он почувствовал, что голова немного прояснилась. Он сел за стол.
— Я так больше не могу.
— Я заметила, — ответила Анна.
Подняв с пола сломанный паровозик, Малер взвесил его на ладони.
— Не только из-за этого... — Прищурившись, он посмотрел на дочь: — Что-то здесь не так. Я и сам толком не понимаю, в чем тут дело...
— А ты и не хочешь понимать, — ответила Анна, — ты же никого не слушаешь, ты уже все для себя решил.
Она переложила сына на коврик у камина. Ясно было одно — несмотря на проблески сознания, тело Элиаса с каждым днем усыхало все больше и больше. Руки, торчащие из рукавов пижамы, превратились в кости, обтянутые пергаментом кожи, лицо напоминало разрисованный череп, на который надели парик. Невозможно было представить, что в этой черепной коробке заключен живой человеческий мозг.
Малер в сердцах ударил себя кулаком по колену:
— И чего же я, по-твоему, не понимаю? Нет, ты ответь, чего — я — не понимаю?!
— Что Элиас мертв, — ответила Анна.
Малер уже открыл рот, чтобы ей возразить, но тут на крыльце раздался стук деревянных подошв, и открылась входная дверь.
— Хозяева, есть кто дома?
Малер с Анной в панике переглянулись. Башмаки Аронссона застучали по коридору. Малер выскочил из-за стола и встал в дверях, перегородив вход в кухню.
Приблизившись, Аронссон окинул Малера взглядом. Разбитая губа не ускользнула от его внимания.
— Никак, подрался? — Аронссон засмеялся, довольный собственной шуткой. Он снял шляпу и обмахнул ею лицо. — Не сморило вас еще от этой жары?
— Да нет, ничего, — ответил Малер. — Вообще-то мы сейчас заняты.
— Понимаю, — покачал головой сосед, — я на минутку. Хотел только узнать, у вас мусор забрали?
— Да.
— А у меня нет. Две недели уже стоит. Это в такую-то жару. Я уж и жаловаться звонил. Обещали приехать, да что-то все не едут. Безобразие, правда?
— Да.
Аронссон удивленно поднял брови — видимо, почуял неладное.
Чисто теоретически можно было бы, конечно, взять и просто-напросто выставить его за дверь. Впоследствии Малер пожалел, что этого не сделал. Аронссон заглянул в кухню.
— А у вас, значит, все семейство в сборе. Молодцы!
— Мы как раз за стол садились.
— Конечно, конечно, не буду вам мешать. Вот только поздороваюсь...
Аронссон попытался пройти в кухню, но Малер оперся рукой о косяк, перегородив ему дорогу. Аронссон захлопал глазами.
— Густав, да что с тобой, право слово? С дочкой твоей хочу поздороваться.
Анна встала и поспешно подошла к двери, чтобы опередить Аронссона. Не успел Малер убрать руку, чтобы пропустить дочь, как Аронссон тут же проскользнул в кухню.
— Давненько, давненько, — произнес он, протягивая ей ладонь.
Он окинул кухню цепким взглядом. Анна даже не взяла его руки — все равно было слишком поздно. Как только Аронссон заметил Элиаса, зрачки его расширились и застыли, как два радара, нашедших свою цель. Он облизал губы кончиком языка, и Малер еле устоял перед искушением стукнуть его по голове кочергой.
Аронссон указал на Элиаса:
— Что... это?
Схватив его за плечи, Малер выволок его в коридор.
— Это Элиас, а вот тебе пора домой. — Он вырвал шляпу из рук соседа и нахлобучил ее ему на голову. — Я бы, конечно, мог попросить тебя держать язык за зубами, да только это все равно бесполезно. Уходи.
Аронссон вытер рот тыльной стороной руки.
— Он что... мертвый?
— Нет, — ответил Малер, наступая на него, так что Аронссону оставалось лишь пятиться к двери. — Он ожил, и я пытался его вылечить. Но теперь, насколько я понимаю, все кончено, уж ты постараешься.
Сделав еще шаг назад, Аронссон оказался на крыльце. На лице его блуждала растерянная улыбка. Возможно, он обдумывал, куда бы ему сообщить эти ценные сведения.
— Ну что ж, счастливо оставаться, — выдавил он из себя, продолжая пятиться. Малер захлопнул дверь.
Анна сидела на полу кухни, держа Элиаса в объятиях.
— Нужно уезжать, — произнес Малер, ожидая, что она ему возразит, но Анна лишь кивнула:
— Да, пожалуй.
Они покидали все, что было в холодильнике, в термосумку, затем собрали вещи Элиаса. Малер специально проверил, на месте ли паровозик и другие игрушки. Мобильный телефон, запасная одежда.
У них не было ни спальников, ни палатки, но Малер уже все продумал.
Последние несколько дней, особенно перед сном, он только и делал, что обдумывал всевозможные ситуации, решая, как лучше поступить в экстренном случае. Вот и пригодилось. Он уложил в сумку молоток, отвертку и монтировку.
Раньше, когда они уезжали на весь день кататься на лодке, на сборы уходило не меньше часа. Теперь, отправляясь в путь неизвестно на сколько, они упаковались за десять минут и наверняка что- нибудь забыли.
Ну и ладно, в конце концов, всегда можно сплавать в магазин и купить все, что надо. Сейчас главное — увезти отсюда Элиаса.
Они медленно шли через лес. Анна несла вещи, Малер — Элиаса. Сердце его пока не беспокоило, но он понимал, что его может прихватить в любой момент. Главное — не нервничать.
Элиас лежал в руках деда, не подавая никаких признаков жизни. Малер нес его, осторожно нащупывая дорогу под ногами, чтобы не споткнуться о корягу. Пот заливал глаза.
УЛ. СВАРВАРГАТАН, 11.15
Несмотря на то, что машина тестя блестела чистотой, салон был насквозь пропитан запахом дерева и
