что-то добавил, вот только что? Сорок пять минут работы пролетели, как в бреду, в памяти осталось лишь мелькание букв на экране да клубы сигаретного дыма. Дописав статью, он пересел в кресло и тут же вырубился.
Бог с ним. И без того хлопот полон рот. Встав с кресла, он вышел на балкон, прикурил сигарету и облокотился на перила. Утро выдалось на редкость красивым — голубое небо дышало прохладой, легкий ветер раздувал огонек сигареты, приятно остужал грудь. Тело Малера все еще было липким от пота, а рубашка была вся в грязных пятнах. Сигаретный дым обжигал легкие.
Малер взглянул на окна квартиры Анны на противоположной стороне двора.
Часам к десяти она все равно пойдет на кладбище и все увидит. Этого нельзя было допустить, но Малер никак не мог решиться на разговор с ней, не зная, как она отреагирует. С тех пор, как погиб Элиас, от края бездны ее отделял всего один шаг. А вдруг это станет последней каплей? Впрочем, не факт — она же сама отказалась от кремации. Анне хотелось думать, что в земле лежит сын, а не горстка пепла, представлять себе его руки, ноги, лицо. Ощущать, что он рядом. Кто знает, может, это хоть как-то смягчит удар. А может, и нет.
Он затушил сигарету, сделал глубокий вдох, насколько позволяли сипящие легкие, и вернулся в комнату.
Только теперь, подышав свежим воздухом, он почувствовал, какая вонь стоит в комнате. Запах вчерашних сигарет и пыли забивал какой-то другой, резкий и неприятный. Он напоминал запах перезрелого сыра, надолго въедающийся в пальцы после того, как откроешь упаковку. С каждым вдохом этот заполнивший комнату смрад казался невыносимее. За ночь живот Элиаса раздулся, как шар, так, что застегнутой на пижаме оставалась только верхняя пуговица.
В таком виде его нельзя показывать Анне.
Наполнив ванну водой, Малер перенес Элиаса в ванную комнату и принялся его раздевать. Малер уже почти свыкся с видом внука — еще немного, и он перестанет вызывать у него содрогание.
Кожа Элиаса была темно-зеленого, почти оливкового цвета и такой тонкой, что можно было пересчитать все вены. Живот был усеян мелкими волдырями, как при водянке. Если бы не этот живот, еще, пожалуй, можно было бы представить, что это обычный ребенок, но с кожей, пострадавшей от ожогов.
Пока Малер раздевал внука, лицо Элиаса оставалось неподвижным — сложно было сказать, видит ли он что-нибудь вообще. Глаза его поблескивали в запавших глазницах, словно капли смолы.
Малер осторожно погрузил Элиаса в воду. Мальчик не сопротивлялся, только изо рта вырвалась струйка зловонного дыхания. Малер взял с полки стакан из-под зубной щетки, наполнил его водой и поднес к почерневшим губам внука. Элиас не шевелился, и Малер чуть наклонил стакан. Струйки воды потекли по подбородку Элиаса.
Тут Малеру вспомнилась одна вещь, которую он когда-то вычитал в книге о гаитянских ритуалах и мифах о воскрешении умерших.
Первым порывом Малера было тут же свериться с книгой, но он не решился оставить Элиаса одного в ванной. Он осторожно начал тереть тело внука губкой. Хуже всего дело обстояло с пальцами на руках и ногах и пенисом, которые почернели, словно головешки.
Напоследок он вымыл Элиасу голову. Взбивая пену, Малер зажмурился. С закрытыми глазами можно было на время забыться — все это напоминало обычное купание внука, — но, открыв глаза, Малер обнаружил в руках выпавшие пряди волос.
Он бережно смысл остатки шампуня водой из ковша. Вытирать голову полотенцем Малер не решился, опасаясь за оставшиеся волосы. Вода в ванне стала коричневой, и Малер вытащил пробку, спустив мутную жижу. Затем он сполоснул Элиаса теплой водой из душа.
Он положил руку на живот Элиаса и легонько нажал. Реакции не последовало. Он нажал чуть сильнее. На этот раз в животе заурчало, и послышался звук выходящих газов. Малер снова нажал. Раздалось свистящее шипение, словно из воздушного шарика выпускали воздух. Из анального отверстия потекла светло-коричневая жидкость, сопровождаемая таким смрадом, что Малер еле-еле успел поднять крышку унитаза, прежде чем его вывернуло наизнанку.
Да, Элиас и правда теперь выглядел немного лучше. По крайней мере, он больше не походил на гротескную жертву голода. Но кожа...
Малер еще раз сполоснул Элиаса под струей душа и вытащил его из ванны. Завернув внука в полотенце, он отнес его в кровать, принес тюбик увлажняющего крема и принялся осторожно, сантиметр за сантиметром, втирать его в задубевшую кожу. К радости Малера, увлажненная кожа мгновенно высыхала — значит, впитывала нужные вещества. Он продолжал смазывать тело внука кремом, пока тюбик не кончился.
Малер пощупал ладонь Элиаса между большим и указательным пальцем — кожа казалась немного мягче — уже не задубевшая овчина, а скорее резина, хоть и такая же сухая. Надо купить еще крема.
От этого занятия Малеру даже немного полегчало — по крайней мере, хоть какое-то улучшение.
Книга была ни к чему, он и так уже все вспомнил.
На кухне Малер налил полстакана воды, добавил чайную ложку соли и перемешал. Он попробовал приготовленную смесь — сплошная соль. Он долил воды, снова перемешал, попробовал. Вылил половину и долил еще воды. Да, теперь смесь напоминала морскую воду.
Не без колебаний он принес стакан в спальню. Тяжелобольным обычно давали раствор глюкозы — сахар, а не соль, он же сейчас руководствовался лишь какими-то домыслами.
Жизнь и так еле теплилась в теле Элиаса, любой неверный шаг — и...
Малер сидел на кровати, уставившись на стакан.
Гаити — единственное место на земле, где до сих пор верят в зомби. Согласно местным поверьям, восставшие мертвецы нуждаются в морской воде. В любой мифологии есть хоть крупица правды, иначе с чего бы она передавалась из поколения в поколение? Так что...
Малер приподнял голову Элиаса, чувствуя, как вода стекает с волос мальчика по его руке. Он поднес стакан к губам внука, влил несколько капель ему в рот. Горло Элиаса судорожно дернулось вверх, затем вниз. Малер сглотнул.
Он отставил стакан на столик у кровати и бережно обнял Элиаса, стараясь не повредить хрупкое тельце.
— Молодец, какой же ты молодец! У тебя получилось!
Тело по-прежнему оставалось без движения, и все же он сделал глоток — сам.
Малер радовался даже не столько проявлению жизни, сколько явным результатам своих усилий, — значит, ему больше не придется сидеть сложа руки. Теперь можно смазывать кожу внука кремом, поить его. Возможно, со временем он придумает что-нибудь еще, но пока...
Окрыленный успехом, Малер снова поднес стакан к губам Элиаса, но, видимо, на этот раз наклонил его слишком резко, и вода потекла по подбородку. Горло оставалось неподвижным.
Малер побежал на кухню, выудил из аптечки небольшой пластмассовый шприц, прилагавшийся к флакону жаропонижающего, — когда-то давно Малер купил его для Элиаса. Он набрал в шприц соляной раствор и впрыснул немного жидкости мальчику в рот. Элиас сделал глоток. Малер постепенно опустошил весь шприц и набрал еще воды. За десять минут Элиас выпил весь стакан, и Малер опустил его мокрую голову на подушку.
Никаких особых изменений не последовало, зато теперь Малер точно знал, что в этом безжизненном теле есть хоть какая-то воля — или, по крайней мере, способность усваивать питательные вещества.
Малер закутал внука в одеяло и лег рядом.
