— Ты же знаешь. Помнишь, ты был на моем выступлении в «Норра Брунн»? Ну, рассказываю всякие шутки, люди смеются, а мне за это платят.
— А почему они смеются?
Давид посмотрел в серьезные глаза своего восьмилетнего сына:
— Не знаю. Ей-богу, не знаю. Ладно, пойду выпью кофе.
— Ну во-от. Опять кофе.
Давид поднялся с пола, усеянного покемонами, и направился к двери. На пороге он обернулся. Магнус, беззвучно шевеля губами, читал надпись на одной из карточек.
— Знаешь, — сказал Давид, — мне кажется, они смеются, потому что им хочется смеяться. Заплатили деньги, чтобы было весело — вот и смеются.
Магнус покачал головой:
— Ничего не понимаю.
— Да уж, — ответил Давид. — Я тоже.
В половине шестого пришла с работы Ева. Давид встретил ее в коридоре.
— Приветик! — обрадовалась она. — Ну как дела?
— Ох, не спрашивай, — покачал головой Давид, — весь на нервах.
Он поцеловал жену. Губы ее были солоноватыми от пота.
— Как ты?
— Голова немного болит, а так ничего. Успел что-нибудь написать?
— Да ну, — Давид махнул рукой в сторону стола. — Ерунда какая-то вышла.
Ева улыбнулась:
— Где-то я это уже слышала. Почитаешь потом?
— Если хочешь.
Ева заглянула к Магнусу, а Давид направился в ванную. Какое-то время он просто сидел на унитазе, приходя в себя, и разглядывал белых рыбок на душевой шторке. На самом деле ему не терпелось прочитать Еве репризу. Текст был довольно смешным, но Давид опасался, что Ева не одобрит предмета шуток. И будет права.
Он поднялся, сполоснул лицо холодной водой.
Ну да, ну да.
Ева с Магнусом раскладывали «Монополию» в большой комнате, а Давид тем временем готовил на ужин омлет с грибами. Пока он стоял у плиты, помешивая шампиньоны, из подмышек катился холодный пот.
Его осенило — парниковый эффект! Точно. Земля — огромная теплица. Миллионы лет назад инопланетяне развели здесь людей, а теперь возвращаются пожинать плоды.
Он разложил омлет по тарелкам, крикнул Еве с Магнусом, чтобы шли есть. Кстати, неплохой сюжетик, только вот смешной ли? Да не то чтобы очень. А что, если приплести какую-нибудь знаменитость, типа Стаффана Хеммерсонна[4], — дескать, он переодетый инопланетянин, и парниковый эффект — его рук дело?..
— О чем задумался?
— Да так, ни о чем. О роли Хеммерсонна в парниковом эффекте.
— Ну и?..
Ева ждала продолжения. Давид пожал плечами:
— Да, в общем-то, все...
— Мам? — Магнус уже успел выудить все помидоры из своего салата. — А правду Робин говорит, что если станет еще жарче, то на земле опять появятся динозавры?
Чем дольше они играли в «Монополию», тем сильнее болела голова. С каждой неудачей становилось все труднее сдерживать раздражение. Через полчаса они сделали перерыв на «Болибумпу»[5], и Ева пошла на кухню варить эспрессо. Давид сидел на диване и зевал. Как всегда, когда он нервничал, его клонило в сон, и сейчас он мечтал об одном — поспать.
Магнус свернулся калачиком у него под боком, и они принялись смотреть какой-то документальный фильм про цирк. Когда Ева позвала его пить кофе, Давид поднялся с дивана и направился на кухню, невзирая на протесты сына. Ева стояла у плиты и крутила ручку конфорки.
— Странно, — она повернулась к нему. — Плита почему-то не выключается.
Индикатор продолжал гореть. Давид покрутил все ручки по очереди — бесполезно. Конфорка под туркой с побулькивающим кофе раскалилась докрасна. Решив, что разберутся с этим потом, они уселись за стол и закурили, запивая сигаретный дым сладким кофе. Давид прочитал Еве свой монолог. Ей понравилось.
— Ну, как думаешь, годится?
— Конечно!
— А тебе не кажется, что он... — Что?
— Ну, притянут за уши, что ли.
— И что? При чем здесь это?
— Да нет, ни при чем... Спасибо, родная.
Они были женаты десять лет, и до сих пор не проходило дня, чтобы при виде Евы Давид не думал:
Ева была редактором и иллюстратором детских книг в небольшом издательстве «Гиппогриф» и даже выпустила две собственные книжки про бобренка-философа Бруно, который любил мастерить всякие штуки. Не то чтобы они стали бестселлерами, но, как выразилась однажды Ева, «Творческой прослойке вроде нравится. Архитекторам всяким. Только нравится ли их детям, вот вопрос». Давид же считал, что ее книги в сто раз смешнее, чем его монологи.
— Мам, пап! Телевизор не выключается!
Магнус стоял перед телевизором, размахивая пультом. Давид нажал выключатель, но экран продолжал гореть. Та же ерунда, что и с плитой, но здесь, по крайней мере, розетка в досягаемости. Он потянул за вилку в тот момент, когда диктор зачитывал новости. Пару секунд он чувствовал сопротивление, вроде магнитного притяжения: розетка ощутимо притягивала вилку. Полетели искры, Давид ощутил покалывание в кончиках пальцев — и лицо диктора погрузилось во тьму.
Давид ошалело смотрел на вилку в своих руках.
— Нет, вы видели? Короткое замыкание, что ли... Небось, все пробки выбило.
Он нажал кнопку лампы. Лампа включилась, но больше не выключалась.
Магнус запрыгнул на диван.
— Эй, ну давайте дальше играть!
Они дали Магнусу выиграть этот кон. Пока тот подсчитывал свои богатства, Давид упаковал рубашку, концертные ботинки и газету. Когда он зашел на кухню, Ева пыталась отодвинуть плиту.
— Слушай, брось, — сказал Давид. — Надорвешься.
Прищемив палец, Ева выругалась:
— Черт! Ну не можем же мы ее так оставить? Мне сегодня к папе ехать... Вот зараза! — Ева дернула на себя плиту, но та крепко застряла между шкафами.
— Да ладно тебе, — ответил Давид, — сколько раз мы ее оставляли включенной на ночь — и ничего.
— Да знаю. Но одно дело, когда мы дома, а другое — когда никого нет. — Она пнула ногой дверцу духовки. — К тому же мы за плитой сто лет не убирались. Черт, до чего голова болит!
