человек подтолкнул мою голову вперед, и я наклонился на огнем, вдыхая его аромат. Дым ел глаза, и я их закрыл.

А потом закрыл еще раз.

Но пейзаж, появившийся перед моим взором за секунду до этого, не исчез. Я не мог отгородиться от этого мира, потому что он жил во мне. Мы находились на крутом склоне холма. Нас окружали гигантские деревья, их кроны почти не пропускали света, а земля была сплошь покрыта толстым многовековым ковром из листьев. Сверху падали капли росы, мимо, не обращая на нас внимания, скользнула толстая желтая змея. Воздух здесь был прохладным и влажным, а еще сладким и полным жизни.

— Это иллюзия, — проговорил я, обращаясь к Девара, который стоял рядом со мной в этом сумеречном мире.

Я знал, что это он, хотя он оказался на несколько футов выше меня, а на плечах красовалась голова ястреба.

— Герниец! — Он выплюнул это слово, словно оно жгло ему рот. — Это ты здесь не настоящий. Не оскорбляй охотничьи угодья Решамеля своим недоверием. Убирайся.

— Нет, — взмолился я. — Нет. Позвольте мне остаться. Позвольте быть здесь настоящим.

Он посмотрел на меня, его круглые ястребиные глаза отливали расплавленным золотом, а острый клюв, казалось, был выточен из топаза. Черные ногти походили на кривые когти. Я знал, что если он захочет, то без труда может пронзить мне грудь и вырвать сердце. Но он ждал, давая мне время подумать.

Неожиданно я понял, какие слова должен произнести.

— Я буду мужчиной. Я буду воином. Я буду кидона. Где-то в глубине души я испытал стыд за то, что сам, по собственной воле, отказался от своего происхождения, пожелав стать дикарем. А потом словно лопнул мыльный пузырь, и моя прошлая жизнь перестала иметь для меня значение. Я стал кидона.

Мы путешествовали по самым невероятным местам этого удивительного мира. Не знаю, сколько прошло времени, и одновременно мне это известно. По большей части я не могу воспроизвести, что мы видели, делали или о чем говорили. Так пытаешься вспомнить сон, когда окончательно проснулся. Однако до сих пор иногда, вдруг уловив упругий аромат или услышав далекий гул водопада, я вновь на короткое мгновение оказываюсь в том мире и том времени. Меня, помню, совершенно не удивлял облик Девара, оставшегося полуястребом-получеловеком, я иногда скакал верхом на лошади с двумя головами — одна, с жесткой пышной гривой, принадлежала Кикше, а другая — моему Гордецу. Мои воспоминания отчетливы, будто высвечены яркой вспышкой, но тут же исчезают, словно круги на воде. Порой я просыпаюсь, исполненный печали оттого, что даже во сне не могу вернуться в тот мир.

В моей памяти остался четкий след лишь одного переживания. Были сумерки, не ночь и не день, словно это место знало только призрачный свет. Мы с Девара стояли на голой скале темно-синего цвета. Именно сюда мы с ним все время и стремились. Лес на крутых склонах холмов у нас за спиной представлялся мне хранителем, наблюдавшим за нами. Впереди простиралась пропасть, а на дне ее, словно диковинные крепости или церкви, посвященные безумному богу, высились стройные каменные башни, созданные никогда не утихающим ветром, который украсил их спиралями и наростами — так опытный мастер-краснодеревщик вытачивает изящную ножку для стула. Из пропасти перед нами высились синие шпили, отчего складывалось впечатление, будто мы стоим на краю каменного леса. Вдалеке я заметил раскачивающиеся подвесные мосты, соединявшие вершины башен, — не слишком надежные тропы над пропастью.

— Вон там ты видишь дом, ставший воплощением мечтаний моего народа, — прокричал Девара, стараясь перекрыть завывания ветра, пропитанного изысканными ароматами. — Чтобы туда попасть, нужно сначала совершить прыжок, а потом одолеть шесть мостов, созданных из душ моих умерших соплеменников. Все, что когда-то являлось сущностью кидона, стало частичкой этих переправ. Тот, кто пройдет по ним, докажет нашим богам, что он истинный кидона.

Это никогда не было легким делом и требовало огромной храбрости, но мы смелый народ. И мы знали, что за Переправой Шамана находится наша родина, место, где возникли из небытия наши души, дом нашей мечты, куда в конце концов наши души возвращаются. Умерло много поколений с тех пор, как кому-нибудь из нас удалось завершить это путешествие. У нас украли мост. Пятнистые захватили переправу и не подпускают к ней ни одного из нас.

Прежде у нас была традиция: каждый юный воин и каждая девушка, достигнув определенного возраста, должны были совершить это путешествие. Отсюда они уходили в царство грез и оставались в нем, пока какой-нибудь из зверей, обитавший там, не изъявлял желания взять молодого кидона под свою опеку, становясь его хранителем и советчиком. Наши воины были могучими, а поля плодородными. Зеленые холмы принадлежали нам, и мы благоденствовали. Наш скот хорошо плодился каждый год, и вскоре его стало столько, что стад было не счесть, как гальку на речном берегу. Воины совершали дальние походы и возвращались с честью и богатой добычей. Нам не требовалось заботиться о пропитании, потому что наш дом давал нам все необходимое.

Кидона были сильным народом, довольным жизнью и благословлявшим своих богов. Но пятнистые отняли у нас все, и мы стали скитальцами, пастухами пыльных ветров. Кидона сеяли свои тела и собирали урожай смерти.

Девара уронил руку и, охваченный печалью, склонил птичью голову. Он стоял и с тоской смотрел на пропасть, лежащую перед нами.

— А что произошло с вашим народом? — спросил я наконец, когда понял, что он не собирается продолжать.

Девара тяжело вздохнул.

— В те дни мы жили далеко на западе, у подножия гор, которые гернийцы окрестили Рубежными. Дурацкое название. Они никакой не рубеж, эти горы — мост. В них много дичи и деревьев, усыпанных цветами и плодами, дающими сладкий сок. В тенистых лесах царит прохлада даже в самые жаркие летние дни. Когда же наступает период зимних бурь, деревья защищают землю от снега и ветра. Леса давали нам все необходимое. Реки, сбегающие по склонам, изобиловали рыбой, лягушками и черепахами.

Когда-то эти леса принадлежали нам, там мы охотились и добывали корм для своих животных. Кидона были богаты и счастливы. А потом в наши прекрасные леса пришел пятнистый народ. В теплое время года кидона спускались на равнину, под ослепительно яркое солнце, а они этого не могли, потому что их глаза и кожа не терпят дневного света. Они существа сумерек и теней. На равнине, у подножия гор, кидона летом пасли свой скот. Мы построили там города и дороги, возвели памятники. Зимой пастухи отводили стада в лес, под защиту деревьев. Мы процветали. Наши стада множились. Наши мужчины и женщины были полны жизни, и детей рождалось так много, что нам приходилось каждый год строить новые храмы, чтобы было где воспитывать их и обучать.

Все было бы хорошо, если бы пятнистые не поселились в лесах над нашими землями. Им не нравилось, что наши стада растут, и они старались помешать нам расширять пастбища и рубить деревья для строительства городов. Они говорили, что наши овцы и коровы слишком много едят, а талди вытаптывают лес, превращая узкие тропинки в широкие дороги. Они возмущались, когда мы расчищали землю под поля, и оплакивали каждое срубленное нами дерево. Они утверждали, что лес принадлежит только им, и хотели, чтобы он оставался в своем первозданном виде, словно под его сень никогда не ступала нога человека. А мы стремились к тому, чтобы нам не мешали рожать детей, охотиться и растить урожай так, как делали до нас наши предки. Мы спорили с пятнистым народом. А потом стали с ними сражаться.

Пятнистые отвратительный народ, хитрый и скользкий, словно желто- черные саламандры, живущие под гнилыми корягами. Мы не желали войны с ними, мы пытались торговать, но они всякий раз обманывали нас. Их женщины похотливы, точно бродячие кошки, к тому же они не считают нужным делить постель только с одним мужчиной, разводить скот и вести хозяйство, как положено женщине. Они разрушили жизнь многих наших молодых людей, соблазнив, а затем навязав им детей, хотя