курьера с просьбой к начальнику Академии уделить ему час времени. Потом дядя добавил:
— Я знаю, вы опасаетесь, что ваша честность может пойти во вред вам и вашим товарищам. Если полковник Стит достойный офицер, он будет только рад узнать, что происходит у него за спиной. Лейтенант Тайбер заслуживает того, чтобы с ним обошлись по справедливости, как и все кадеты Академии, особенно первого года обучения, вне зависимости от того, кем являются их родители. Стит должен обеспечить всем равные права и возможности, и я намерен лично проследить за ходом расследования. И если то, что я узнаю, меня не удовлетворит, я напишу твоему отцу или сразу же обращусь к совету, в чьем ведении находится Академия. Если дойдет до этого, вас вызовут для дачи показаний. Такой вариант развития событий представляется мне маловероятным, но я хочу быть с вами честным. Вы не совершили ничего недостойного, но вам предстоит пережить трудное время. Невар, я хочу, чтобы ты писал мне ежедневно, ничего не утаивая. Если письма не будут приходить вовремя, я тут же приеду сюда, дабы проверить, все ли у тебя в порядке. Сердце сжалось у меня в груди, но я лишь покорно кивнул:
— Да, дядя.
Теперь, когда он напомнил мне о других неприятностях, которые сгущались над нашими головами, у меня окончательно испортилось настроение.
Мы попрощались у входа в административное здание. Мы со Спинком смотрели дяде вслед, пока он поднимался по ступенькам. Мне почудилось, что, когда дверь распахнулась, я заметил Колдера. Оставалось надеяться, что я ошибся. Я был сыт по горло общением с ним, а увидев, с каким презрением относится к нему Эпини, мне и вовсе расхотелось иметь с ним дело. Теперь я сожалел, что присутствовал при их встрече, — Колдер не забудет, как я стал свидетелем его унижения. Мы с моим другом закинули за спину сумки с вещами и направились в Карнестон-Хаус. Неожиданно Спинк тихо произнес:
— Эпини не идет у меня из головы. Она… несравненна. Я почувствовал, что слегка покраснел.
— Как это мило с твоей стороны, — угрюмо пробурчал я. Я решил, что сейчас не стоит напоминать Спинку о том, как странно она себя вела. Он не мог не осознавать, что моей вины в том нет и я испытывал неловкость от всего произошедшего не меньше, чем он.
Затем мой друг смущенно продолжил:
— Она такая чувствительная, такая прелестная. Как бабочка, порхающая на ветру. Мне кажется, она ощущает вещи, большинству из нас недоступные.
Я не нашелся что сказать в ответ. Слова Спинка поразили меня в самое сердце. Чувствительная и прелестная? Эпини? Она меня раздражала и смущала. Спинк, оказывается,
— Значит, она тебе понравилась?
На его лице появилась широкая глуповатая улыбка.
— О, больше того! Невар, я почти влюбился. Да, влюбился. Я всегда считал, что это глупое слово. И только сейчас понял, что оно означает. — Он глубоко вздохнул и с горечью добавил: — А сейчас ты скажешь, что сожалеешь и она с кем-то там обручена еще с тех пор, как была ребенком.
— По мне, так она и сейчас ребенок. И если она обручена, то мне об этом ничего не известно. Сомневаюсь, что это так. — Однако оставалось одно обстоятельство, о котором мне не хотелось говорить Спинку, но я не имел права оставлять его в неведении. Набравшись мужества, я сказал: — Проблема не в том, что она кому-то обещана, Спинк. Но меня не удивит, если ее мать не станет даже рассматривать предложение семьи новых аристократов. Дядя не говорил мне ничего прямо, но его жена не скрывает, что ей не нравится возвышение моего отца и что она стоит на стороне старой аристократии.
Спинк пожал плечами, словно моя тревога показалась ему несерьезной.
— Но у меня сложилось впечатление, что я понравился твоему дяде, да и сама Эпини… ну… — Он смолк, чтобы не сказать что-нибудь бестактное.
— Да, ты произвел впечатление на Эпини, — признал я. — И она даже не пыталась этого скрыть.
Выражение его лица смягчилось, словно я высказал братское одобрение его ухаживаний.
— Значит, если я сумею завоевать уважение твоего дяди, у меня будет шанс жениться на Эпини.
Я сильно в этом сомневался. Я уже давно понял, что у тети стальная воля. Судя по тому, как Эпини вьет веревки из отца, он едва ли сумеет противостоять жене. И даже если Спинк действительно понравился дяде, он сочтет его неподходящим мужем для своей дочери. Без денег, без влияния, новый аристократ…
— Возможно, у тебя есть какие-то шансы, — с удивлением услышал я собственный голос. Мне не хватило мужества сказать, что надежд на успех у него не больше, чем у шепота, который попытается перекрыть штормовой ветер.
Спинк бросил на меня странный взгляд — похоже, почувствовал мои сомнения.
— Лучше говори прямо, друг мой. Ты считаешь, что я слишком высоко замахнулся? Ты полагаешь, мне не следует ухаживать за твоей кузиной?
Я рассмеялся.
— О нет, Спинк, конечно нет! Я бы с радостью назвал тебя не только другом, но и кузеном. Но я против того, чтобы Эпини открыто демонстрировала тебе свое расположение! Послушай, я уверен, что ты сможешь найти девушку с более приятными характером и манерами. Даже в том случае, если станешь искать жену среди обитателей равнин.
Мы уже подошли к нашей казарме. Доложив о своем прибытии сержанту, мы поднялись в свою спальню. Спинк попросил меня не слишком распространяться относительно Эпини, и я охотно согласился. Орон и Калеб, сложив книги, все еще сидели за столом в учебной комнате. Мы поздоровались, и нам со Спинком пришлось выслушать подробный отчет об их поездке к тетушке Орона. Она пригласила музыкантов и устроила концерт, и они с восторгом сообщили нам о непристойных песнях и танцах и о молодой женщине, с которой оба умудрились переспать в одну и ту же ночь, о чем узнали только наутро. Наши товарищи до сих пор еще не пришли в себя после своих замечательных приключений. Даже истории из дешевых книжек Калеба бледнели перед их рассказами.
Я испытал облегчение, когда они ушли, что позволило нам обсудить наши дела. Мы со Спинком собрались взяться за уроки, чтобы закончить их до обеда, и для начала зашли в нашу спальню. И оба застыли на пороге, а наше удивление быстро превратилось в гнев.
Моя койка была перевернута, книги вперемешку с тетрадями валялись на полу. Тут же обнаружилась и моя еще совсем недавно тщательно выстиранная и выглаженная форма. Я с отвращением представил, как кто-то швырял вещи на пол, а потом злобно топтал их ногами. На мундире остался отчетливый грязный отпечаток ботинка. С имуществом Спинка обошлись точно так же. Постели, как выяснилось, были сорваны со всех четырех коек, но вещи Нейтреда и Корта остались лежать на своих местах. Тот, кто все это проделал, хотел насолить только нам со Спинком. Первым пришел в себя Спинк и принялся тихо и злобно ругаться — я едва узнавал его голос. Я вышел в коридор и позвал Орона и Калеба. Они сразу примчались, не понимая, что могло меня так встревожить, и тоже были поражены хаосом, царящим в нашей спальне.
— Как вы думаете, кто мог все это устроить? — спросил я. Первым заговорил Орон:
— Мы вернулись в Карнестон-Хаус около часа назад. И у меня не было никаких причин заходить к вам.
Он посмотрел на Калеба. Калеб недоуменно пожал плечами.
— Когда мы вернулись, наша спальня была в полном порядке. Там никто ничего не трогал.
— Проверьте другие комнаты, — резко приказал Спинк. В спальне, где жили Горд, Рори и Трист, пострадали только вещи, принадлежащие Горду, — его одежда, постель и книги были
