Она спокойно посмотрела на меня и пожала плечами.

— Ты мой кузен, а вовсе не мужчина. Ладно, если ты боишься устраивать спиритический сеанс, то не поехать ли нам покататься на лошадях?

— Мне еще нужно сделать домашнее задание. Пожалуйста, покинь мою комнату.

— Хорошо. Я сказала Спинку, что ты, наверное, откажешься. В таком случае я смогу взять Гордеца. — Она повернулась и направилась к двери.

— Ты собираешься поехать со Спинком? И когда же вы успели договориться?

— Мы уже позавтракали.

— И ты даже не переоделась?

— Ну, он был одет, я не стала — зачем переодеваться, если мы еще не решили, чем будем сегодня заниматься? А теперь я надену юбку для верховой езды.

— Ты ведешь себя неприлично!

— Наоборот, в высшей степени разумно. Если ты знаешь, сколько времени уходит у женщины на переодевание, то должен понимать, что я сэкономила почти час. Всем известно, что нет ничего ценнее времени. — Она положила ладонь на дверную ручку.

— Я поеду с вами, — поспешно проговорил я. — На Гордеце. Она улыбнулась мне через плечо.

— Тогда тебе следует поторопиться, если ты хочешь успеть позавтракать.

Несмотря на уверения, что женщины затрачивают на туалет чуть ли не полдня, кузина собралась и уже ждала меня у входа в столовую, когда я только спускался к завтраку. Спинку тоже не терпелось побыстрее отправиться на прогулку. Они с Эпини стояли около двери, о чем-то разговаривали и смеялись. Девушка не выпускала изо рта свой дурацкий свисток. Ее отец тепло с нами попрощался, но не стал отрываться от неторопливой трапезы и утренней газеты. Я позавидовал ему, но никак не мог допустить, чтобы Эпини ускакала на моем Гордеце вдвоем с моим другом.

Дойдя до конюшни, я испытал еще одно разочарование. Я рассчитывал, что нас будет сопровождать грум и нам со Спинком не придется беспокоиться из-за Эпини. Однако получилось так, что с нами больше никто не поехал. Спинку достался белый мерин, неплохой скакун, но совершенно, на взгляд будущего офицера каваллы, необученный. Для прогулки Эпини выбрала парк Катхью и рысью поскакала по специально предназначенной для верховой езды дорожке, идущей параллельно Главной аллее. Подозреваю, что она нарочно продефилировала перед другими благородными леди, которые вместе со своими матерями катались в колясках, запряженных пони, или прогуливались по тропинкам небольшими группами в сопровождении компаньонок. А моя кузина скакала на лошади, в юбке, едва доходившей до лодыжек, словно была десятилетней девочкой, а не молодой женщиной, да вдобавок в компании двух юношей в кадетской форме.

Когда я согласился на прогулку, мне и в голову не могло прийти, что это по сути безобидное мероприятие гарантированно будет иметь для меня негативные последствия. Не приходилось сомневаться, что слухи о нашем вояже дойдут до ушей тети Даралин. Откуда этим благородным дамам знать, что я кузен Эпини и именно я отвечаю за нее в этот день? Все увидят, как она отправилась на прогулку с двумя сыновьями-солдатами. Мать Эпини и так меня не жаловала. Как могла кузина поставить меня в такое дурацкое положение? Теперь у тети будет повод относиться ко мне еще хуже. Я изо всех сил старался соблюсти приличия и не давал лошадям переходить в галоп. Несколько раз Эпини бросала на меня укоризненные взгляды. Я не обращал на нее внимания, твердо решив вести себя, как подобает в окружении такого количества представителей благородных семейств.

Но вскоре Эпини, не обращая на меня внимания, пустила свою серую кобылу в галоп, заставив нас со Спинком пришпорить скакунов. Она приникла к шее кобылы и с пронзительным свистом мчалась вперед — кузина так и не выпустила из зубов свисток. Неужели она настолько глупа, с тоской подумал я, что не понимает: свист напугает лошадь, и Селеста помчится еще быстрее. Я пришпорил Гордеца, чтобы догнать Эпини, но тропа в этом месте сужалась, и мне мешал скакавший чуть впереди Спинк. Я крикнул, чтобы он пропустил меня, но, боюсь, он меня не услышал. Ехавший навстречу велосипедист испуганно ахнул и врезался в лавровую изгородь, дабы избежать столкновения с нами. Он что-то сердито завопил нам вслед.

Эпини направляла кобылу в сторону от цивилизованной части парка по совсем узкой тропе, поэтому нам пришлось скакать друг за другом по извилистой дорожке, окруженной зарослями куманики. Спинк оказался между мной и кузиной — в противном случае я бы легко догнал Эпини и заставил ее остановиться. Дважды тропинку перегораживали поваленные деревья, однако Селеста легко преодолевала все препятствия, но это не мешало мне представить, как мы везем безжизненное тело Эпини домой к моему дяде. Наконец мы вылетели на большую полянку на берегу реки, и только здесь Эпини натянула поводья.

Спинк первым оказался рядом с ней.

— Эпини, вы не ранены? — вскричал он, соскакивая с лошади.

Она уже успела спешиться и стояла возле Селесты, тяжело дыша. Щеки кузины раскраснелись от прохладного воздуха, волосы выбились из-под шляпки и рассыпались по плечам. Я подъехал к ним и спрыгнул на землю, а Эпини быстрым движением поправила прическу.

— Конечно, со мной все в порядке! — Она улыбнулась. — Какая чудесная прогулка у нас получилась. Нам обеим это было полезно. Селесте редко удается вдоволь поскакать.

— А я думал, что ваша лошадь понесла! — воскликнул Спинк.

— Ну да, но только потому, что я ее пришпорила. Давайте проведем наших лошадей по тропинке вдоль реки, чтобы они остыли. В это время года здесь очень мило.

Мое терпение лопнуло.

— Эпини, я глазам своим не верю — что ты себе позволяешь? Мы со Спинком ужасно за тебя испугались, не говоря уже о других посетителях парка. Как ты, молодая женщина, можешь вести себя, словно невменяемый мальчишка-сорванец?

Эпини уже двинулась вперед, ведя на поводу Селесту, но моя отповедь заставила ее остановиться. Она медленно повернулась ко мне. Ее лицо изменилось почти до неузнаваемости, словно она сняла маску — в некотором смысле, подумал я, так и было. Кузина наклонилась вперед, и будь она собакой, прижала бы уши и оскалила зубы.

— Тот день, когда я начну вести себя как женщина, а не как девчонка, будет днем моего согласия принять кандалы, приготовленные для меня родителями, чтобы вывести на продажу — и отдать тому, кто заплатит самую высокую цену. Я слышала, что на границе женщинам разрешено жить своей жизнью. И я рассчитывала, что ты, мой дорогой кузен, это понимаешь. Но ты оправдал мои худшие предположения. А я так на тебя надеялась!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — В моей душе пылали гнев и возмущение, но ее сердитые слова меня больно задели.

— А я понимаю, — тихо молвил Спинк. — Моя мать часто говорит об этом.

— О чем? — вскричал я.

Неужели он опять встанет на сторону Эпини? Я почувствовал себя, как в тот день, когда начал учить варнийский язык, — мой наставник произносил какие-то слова, но я абсолютно не улавливал их смысла.

— Речь идет о женщинах, которые сами управляют своими делами, — пояснил Спинк. — Я рассказывал тебе, как первый управляющий нас обманул. Мы с братьями были тогда еще совсем детьми. Моя мать сказала, что во всем виновато ее воспитание. Если бы она понимала, как вести счета и как управлять поместьем, мы никогда бы не оказались на грани нищеты и наши владения к совершеннолетию брата процветали бы. Вот почему, пригласив наставника для моего брата, мать тоже присутствовала на всех уроках. И научила обеих моих сестер всему, что требуется знать для управления поместьем, на тот случай, если они останутся молодыми вдовами с маленькими детьми на руках.