В эти, оставшиеся ему годы, он почти забросил государственные дела, посвятив себя усердному выполнению супружеского долга и поискам новых развлечений для молодой жены. Празднества, пиры, состязания вандинов[52] и акробатов, пышные поездки к соседям – Сатьявати принимала роскошь как должное и, казалось, была вполне довольна своей участью.

Через год после свадьбы она родила мужу первенца, которому дали имя Читра – Блестящий; через два года после этого у Сатьявати снова родился мальчик, немедленно названый Вичитрой – Дважды Блестящим. Что ж, такие имена вполне подходили наследникам блистательной Лунной династии. А каждый уже волен был удлинять их по своему усмотрению, добавляя разные красивые эпитеты и превращая просто Блестящих в Блестящих Воителей или Блестящих Небожителей.

Большинство так и делало.

Все это время государством фактически правил Грозный. К счастью, за годы, проведенные в Хастинапуре, сын Ганги отчасти успел поднатореть в искусстве междержавных переговоров и управления страной, наблюдая за действиями отца; да и министры-умники не зря ели казенный рис и получали жалованье из царской казны. Сейчас их помощь пришлась как нельзя кстати. Царевичи подрастали, Сатьявати роскошествовала, стареющий раджа предавался увеселениям плоти, – а имя Грозного все громче звучало в стране и за ее пределами.

И славу подкрепляла острота стрел.

Юго-восточный сосед, правитель крупного княжества Каши, успел горько пожалеть о бранных словах, которыми он публично оскорбил супругу раджи Шантану – руины собственной столицы весьма способствовали раскаянию! Быстрая победа сразу подняла престиж Гангеи, и вскоре чуткое ухо сына Ганги начало ловить шепоток за спиной: 'Эх, поспешил Грозный швыряться обетами! Ну ничего, со временем уломаем, посадим государить…'

Слыша эти разговоры, Гангея мрачнел и хмурился, притворяясь глухим. Люди были правы: но их правота лишь усугубляла тяжесть бремени на широких плечах Грозного. Хотя, возвращаясь мысленно назад, Гангея понимал: сейчас он поступил бы точно так же.

Иного выбора не было.

Вскоре состоялся обмен послами с могущественным государством панчалов; результатом стало заключение торгового и военного союза. Почти сразу двое княжеств-соседей, страдая от набегов лесовиков-Плосконосиков, сами напросились под покровительство Хастинапура – и были благосклонно приняты Грозным и Советом.

Барбары-камбоджи с севера охотно гнали свои знаменитые табуны к Городу Слона – менять на ткани и оружие; увеличение числа всадников и колесничных бойцов весьма поспособствовало заключению пакта о ненападении с гордыми ариями-Шиби из Западного Пенджаба. Переговоры шли долго, но после взаимных уступок завершились успехом. 'Лучше иметь воинственных Шиби в качестве союзников, чем ежедневно ждать удара в спину,' – рассудил Гангея, и советники всемерно одобрили этот вывод.

Наконец, прибыли послы и из далекой южной Ориссы.

Раджа, как обычно, устранился от ведения дел, поручив все сыну. Послам были оказаны подобающие рангу почести; затем Гангея предоставил советникам беседовать с южанами и очнулся от дум только после долетевшей до него фразы:

– Да будет твердыня Хастинапура вовеки неколебимой, как Махендра, лучшая из гор, которую наш правитель имеет счастье лицезреть из окон своего дворца!

'Махендра! – екнуло сердце. – Как же я забыл?!'

– Да пребудет и с вами благословение Опекуна Мира, радеющего о всеобщем благе, – слегка невпопад ответил послу Гангея. – Безопасны ли сейчас ваши дороги? Говорят, раньше в окрестностях священной Махендры проходу не было от злых ракшасов! Не докучают ли людоеды мирным поселянам?

– Злые ракшасы на Махендре больше не живут! – расцвел улыбкой глава посольства. – Теперь на лучшей из гор обосновался добрый Рама-с-Топором, избавив нас от этой напасти!

И очень удивился, увидев Грозного хохочущим взахлеб, самозабвенно, по-детски.

Послы удалились, а сын Ганги еще утирал слезы и видел внутренним взором суровое лицо учителя. Он был искренне рад не столько избавлению Ориссы от злых ракшасов, сколько известию, что Парашурама дошел-таки до Махендры и обосновался рядом с южной обителью своего покровителя Шивы.

'Надо бы ему весточку передать,' – подумалось Грозному.

Но сперва пришлось разобраться с посольством, потом – с наводнением в восточных областях, а через месяц Город Слона облетела скорбная весть: раджа Шантану скончался.

Миротворец еле-еле разменял шестой десяток, и люди шептались о скрытой болезни раджи, о том, что молодая стерва-жена истощила и довела до смерти пожилого правителя; люди шептались, а Гангея винил во всем себя. Если бы не щедрый дар отца…

Впору воспользоваться правом, выбрав день и час собственной смерти!

Не сегодня ли? – отец еще недалеко ушел…