На некоторое время прием удовлетворил Дурвасаса. Он уселся прямо на одну из выжженных проплешин и начал распаковывать походную суму. На свет появились: десяток плотно завязаных мешочков из дерюги, где что-то (кто-то?!) подозрительно копошилось; отполированная до блеска берцовая кость; связка бубенцов – медных, бронзовых, серебряных и один, кажется, даже золотой; дощечки для добывания огня; пара браслетов тонкой работы, украшенных крупными сердоликами; и под занавес – некий предмет, тщательно завернутый в сальные тряпки. Подвижник, сопя, принялся возиться с тряпьем, и вскоре взорам собравшихся явилась ритуальная чаша, искусно выполненная из обрезанного сверху человеческого черепа.
Дурвасас придирчиво осмотрел чашу, затем – найденную голову, снова чашу… и наконец положил их рядом, по-птичьи склонив косматую башку на бок.
– Новая будет лучше! – с уверенностью сообщил он зрителям.
И для убедительности плюнул на новую заготовку.
– Ты абсолютно прав, мудрый Дурвасас! – поспешил согласиться Брихас. – Кроме того, в новую чашу войдет заметно больше молока… (подвижник скривился) или сомы… (подвижник задумался) или хмельной гауды из самой лучшей патоки во всем Трехмирье! (Дурвасас удовлетворенно кивнул.) И ты сможешь совершать куда более внушительные возлияния!
– Что да, то да! – самодовольно подтвердил Дурвасас. – Возлияний, мой сладкоуст, никогда не бывает слишком много! Их бывает или мало, или очень мало! Что весьма прискорбно. Особенно если учесть, что быстры, как волны, дни нашей жизни… Кстати, а не совершить ли нам?
Не договорив, подвижник проворно запустил руку в суму и выудил оттуда здоровенную глиняную бутыль. Сетка из тонких высушенных лоз искусно оплетала тело бутыли – и оставалось загадкой, как сей достойный сосуд уместился в небольшой на вид котомке.
– Совершим! – твердо заявил светоч аскетов.
И все, включая Гангу, которая озабоченно косилась на спящего сына, уселись вокруг Дурвасаса и начали возносить предписанные молитвы.
Воспевался и прославлялся исключительно: Владыка нежити, Горец, Господин Тварей, Капардин – Носящий Капарду (прическу узлом в форме раковины), Синешеий, Столпник, Усмиритель, Стрелок- убийца..
Короче, для единождырожденных и недоношенных: Шива воспевался, божественный Разрушитель!
Когда с этим важным делом было покончено, Дурвасас наполнил до краев ритуальную чашу, изрядно отхлебнул сам, затем передал зловещий сосуд доброму Раме-с-Топором. После того, как чаша обошла круг и опустела, головорез-череполюб с сожалением потряс заметно полегчавшую бутыль и начал складывать все свое хозяйство обратно в суму.
Сума покорно терпела.
– Кстати, а это кто там дрыхнет? – заинтересовался подвижник между делом. – Помер? Если помер, почему мне не доложили?! Мало ли, коленка там или ребер связочка… Арий? Или дравид?! Люблю дравидов, у них зубы крупнее…
Дурвасас присмотрелся и с сожалением хмыкнул:
– Нет, таки дрыхнет! Ишь, оголец…
– Это мой сын Гангея, – тихо ответила богиня.
– Сын – это хорошо, – одобрил Дурвасас. – Надеюсь, вырастет настоящим мужиком. Вроде этого красавца, – и ткнул грязным пальцем в Парашураму.
Рама-с-Топором раскраснелся девицей нецелованной и потупил взгляд.
– Ну ладно, засиделся я тут с вами, – подвижник резво вскочил на ноги и подхватил с земли приглянувшуюся ему голову. – Знаете, сколько времени уйдет, чтоб из этой башки приличную чашу сделать?! О-о! Потрудимся, брахманы! Так что костер вы без меня жгите!
И Дурвасас, приплясывая, стуча черепами и размахивая на ходу будущей чашей, пересек поляну и нырнул в кусты – туда, откуда появился.
Словоблуд выждал некоторое время, прислушиваясь, и наконец шумно перевел дух.
– И не надоест ему?! – пробормотал мудрец, ни к кому конкретно не обращаясь. – Все Трехмирье прекрасно знает, что он такой же Дурвасас, как я – грозный змей Шеша о тысяче голов! Все знают, один он не знает, что все знают! А попробуй только заикнись, когда он в этом дурацком облике: славься вовеки, Шива-Разрушитель, светоч Троицы! Хорошо еще, если просто разгневается – а то ведь пришибет сгоряча!
– Развлекается он так, – мрачно заметил Ушанас, утирая пот со лба. – Сколько лет уж терпеть приходится!
– Да ладно вам ворчать, Наставники! – вмешался добрый Рама-с-Топором без особого уважения к собеседникам. – Надо ведь и великому Шиве когда-то душой отдохнуть! Не все ж разрушать! Да и не без своего интереса он сюда приходил…
– А что, я заснул? – раздался позади звонкий мальчишеский голос.
И юный Гангея, как ни в чем не бывало, подбежал к отшельнику и небесным Наставникам.
– Здоров ты дрыхнуть, приятель, – задумчиво буркнул аскет.
Ганга на всякий случай придвинулась ближе к сыну.
Но, похоже, зря.
– Дядя Рама, дядя Рама! – запрыгал Гангея вокруг Рамы-с-Топором. – А я вот чего знаю! У тебя такая штука есть… штука такая… которая небо трескает! И грохочет: бах, бах, бабах!
– Есть, – неожиданно улыбнулся аскет.
