– Увы и увы еще раз, красавица: нет у Пратипы сына, одни дочери, и это удручает меня, вынуждая отправляться к священным криницам. Авось, смилуется кто из богов, наградит царя потомством мужского пола, родится сынок, вырастет, возмужает – тут ты и приходи, сыграем свадебку! Дворец вам, молодоженам, воздвигну – из тысячи стволов дерева шала! Станете жить-поживать, а люди тебя встретят и головы склонят: 'Здравствуй вовеки, госпожа шалава[29]!' Договорились?
Пратипа встал и, не оглядываясь, пошел прочь – вдоль плеса, туда, откуда уже доносился шум возвращающейся свиты.
Женщина долго смотрела вслед царю.
– Странно, – наконец проронила она, и чувственности в ее низком голосе было примерно столько же, сколько в клекоте голодной гридхры[30], что кружила над рекой. – А с виду жеребец жеребцом…
На лице женщины было написано, что у нее много времени.
Очень много.
Она согласна подождать.
Если бы Пратипа обернулся, то женщина, возможно, не понравилась ему гораздо больше, чем поначалу.
Но царь разом забыл и о незнакомке, и о своей злой шутке.
Поэтому он не увидел прощального взгляда наглой шлюхи; и еще он не увидел восьми призрачных силуэтов, что стояли вокруг женщины, глядели на удаляющегося царя и скорбно качали головами.
Ровно через год в Хастинапуре, Городе Слона, будет великий праздник: у царя Пратипы родится первенец мужского пола.
Болезненный мальчик по имени Бахлика.
Еще через год старшая жена Пратипы принесет ему второго сына. Ребенок будет назван Шантану, то есть Миротворцем, и объявлен наследником престола.
В столице накроют столы, амнистируют преступников, рассыплют по улицам казну, и бедный люд станет славить имя Пратипы, желая царским сыновьям здоровья и долголетия.
Еще через два десятилетия Шантану-Миротворец совершит паломничество на Курукшетру, к священным криницам – молясь о здоровье брата и прихворнувшего отца. На берегу Ямуны к нему подойдет женщина и сядет на левое бедро наследника престола. Потом они поднимутся и уйдут в лес.
Восемь призраков будут провожать взглядами влюбленную чету и улыбаться.
Наследник не вернется в столицу.
Он только отправит гонца с приказом: ждать его возвращения.
Ждать придется около трех лет.
…мужчина приподнялся на локте и обвел все вокруг себя безумным взором.
Рука подломилась, и он упал.
Сел с третьей попытки.
– Я…
В горле заклокотало, и умершее слово выкидышем упало в пустоту.
Был он молод, красив здоровой красотой сильного человека, который лишь понаслышке сталкивался с голодом; и всерьез полагал, что сошел с ума. Не без оснований. В памяти отчетливо стояло: вот он засыпает на ложе, на шелковых покрывалах с вышивкой, усыпанных лепестками манго, под тихое пение прислужниц, убаюканный покоем и счастьем – его жена, его любимая жена вчера принесла своему супругу двойню, и оба мальчика похожи…
'Сваха!' – отчетливо прозвучал в мозгу возглас, которым заканчивают жертвоприношение; и глаза мужчины неожиданно прояснились.
Так звонкий клич медного горна-длинномера в руках умелого трубача поднимает дружинников по тревоге.
– Я… я – Шантану! Шантану-Миротворец, сын и наследник царя Пратипы!
'Ты уверен?' – спросило безумие.
Под мужчиной протяжно застонал чарпай – дешевая кровать низших сословий. Даже не кровать, а лежанка, простая рама на четырех ножках, перетянутая крест-накрест веревками, поверх которых были постелены грубые циновки.
О лепестках манго и речи не шло.
Как и о прислужницах.
Шантану лежал в лесной хижине, дымной, прокопченной насквозь и почти пустой. Словно хозяин давно покинул временную обитель и ушел невесть куда – чтобы наследник престола в один не слишком прекрасный день обнаружил себя в брошенной хижине и захлебнулся осознанием реальности.
Сын царя Пратипы, прозванный Миротворцем, даже не догадывался, что именно сейчас в Городе Слона, во дворике жилища дворцового пратихары[31], закончился молебен. Дорогой, надо сказать, молебен. Во здравие пропавшего без вести наследника; и в первую очередь – во здравие душевное. Старенький пратихара ужасно рисковал: прослышь о молебне Пратипа, который в последнее время очень изменился, заставляя палачей-чандал работать сверхурочно – не миновать беды.
Допрос с пристрастием: 'Душевное здравие? Стало быть, полагаешь, что царевич болен? Не в себе?!
