шпагу в горло. У него вырвался звук, похожий на бульканье, и это заставило Понтуса, подавлявшего смех, фыркнуть. Расмус еще больше обнаглел. Внезапно он вспомнил про маленького крысенка, которого сунул в карман. Если Понтус уже просто давился от смеха, то теперь наверняка он взорвется!

Расмус вытащил крысенка. Когда он его заводил, раздался скрип, и этого оказалось достаточно, чтобы Понтус совершенно обезумел; он буквально задыхался от смеха. Но Расмус все сильнее подзуживал его. Он прижал крысенка к полу, делая вид, будто собирается выпустить его из рук. Понтус застонал. На самом же деле Расмус вовсе не собирался выпускать крысенка, настолько безрассудно отчаянным он не был. Но внезапно - Расмус и сам не знал, как это произошло, - крысенок выскользнул у него из рук. С ужасающим жужжанием помчался он по полу прямо к эстраде Альфредо и, когда наткнулся на нее, начал от удара кружиться и вертеться, словно сошел с ума. Понтус взвыл от смеха как раз в тот момент, когда крысенок пустился в путь, но теперь он смолк и испуганно глотал воздух. Потому что Альфредо зарычал так, что весь балаган затрясся.

- Шалопаи-мальшишки! - кричал он. - Verdammte [7] маленькие шалопаи-мальшишки!

Шалопаи-мальчишки не стали ждать продолжения, а помчались к выходу так быстро, словно целая стая злых духов неслась за ними по пятам.

- Не-а, я не виноват, - сказал Расмус, когда они были уже в безопасности. - Если честно, то этот полоумный крысенок назло мне помчался к эстраде.

Понтус снова фыркнул.

- Я чуть не умер, - сказал он. - Я чуть не умер!

Он по-прежнему задыхался от смеха. Однако, нахохотавшись досыта, он требовательно посмотрел на Расмуса:

- Чем займемся?

- Что-нибудь придумаем, - сказал Расмус. Собственно говоря, пора уже было идти домой.

Скоро надо ложиться спать, становится прохладно, деньги кончились. Но они не смели пойти на такой страшный риск: а вдруг они что-то упустят? Вдруг они чего-то еще не видели, чего-то совершенно бесплатного?

Это было их единственное посещение Тиволи, и надо пробыть там как можно дольше! Если уж ты выйдешь из вертушки у входа в Тиволи, обратно тебя не пустят. Мальчики в самом деле не в состоянии были пойти домой и лечь спать, прежде чем не возьмут все, что только можно взять от Тиволи.

- Мы могли бы прогуляться к фургонам, - предложил Расмус. - Интересно посмотреть, как живут все эти шпагоглотатели, укротители змей и прочие.

Понтус согласился.

- Хотя я хочу есть, - сказал он. - И уже давно.

- Купи себе горячую сосиску, - угрюмо предложил Расмус.

Понтус кивнул:

- Да, или сними луну с неба и погрызи ее, а?

Оба вздохнули. Горячая сосиска, обильно приправленная горчицей, была бы сейчас очень кстати.

Они стояли так близко от карусели, что коляски, пролетая мимо, обдавали ветерком их уши. Но они этого не замечали. Ребята тоскливо уставились на торговавшего сосисками старичка, который как раз проходил мимо со своей тележкой.

Внезапно Понтус нагнулся и что-то поднял с земли.

- Хотя, ясное дело, я могу купить себе горячую сосиску, если ты не против, - ухмыльнулся он и показал блестящую монетку. Расмус вытаращил глаза, и оба они долгое время не отрывали восхищенного взгляда от этой кроны. До чего удивительна жизнь! Они бегали как оглашенные по всему Тиволи, чтобы одолжить пятьдесят эре у Крапинки, когда с тем же успехом можно нагибаться и собирать однокроновые монетки на земле! Ведь уйма богатых крестьян, явившихся на ярмарку, то тут, то там теряют деньги. Не станут же они искать эту монетку!

А законного владельца денег, к счастью, поглотила толпа, и его не найти, даже если попытаться.

Глаза Понтуса засверкали.

- Кажется, ты говорил о горячей сосиске? Но если ты предпочитаешь бутерброд или что-то другое, только скажи. Я могу собрать еще больше денег.

Но Расмус был бы вполне удовлетворен и горячей сосиской. Они кинулись бежать за старичком, торговавшим сосисками. Он остановил свою тележку совсем близко от входа, и вокруг него собралось довольно много покупателей. Расмус и Понтус встали в очередь. Они легонько толкали друг друга, чтобы не скучать, только потому, что в их узеньких, костлявых мальчишеских телах жило нечто, требовавшее все время толкаться, или пинать камень - все что угодно, только бы, елки-палки, не стоять спокойно на одном месте! Но одновременно их бегающие глазки заинтересованно следили за всем происходящим вокруг.

- Посмотри-ка на этого, - внезапно сказал Расмус. - Что это еще за нехороший человек?

«Нехорошим» был человек, который как раз в этот момент прошел через вертушку у входа.

- Почему ты назвал его «нехорошим»? - спросил Понтус. - Не так уж, верно, нехорошо он выглядит?

- Во всяком случае, он не из нашего города, - сказал Расмус так, словно одного этого было достаточно, чтобы прослыть «нехорошим человеком».

Нет, издалека было видно, что ни на кого из Вестанвика он не походил. Шляпа его была небрежно сдвинута на затылок, а вид - такой наглый и самоуверенный, будто он - владелец всего Тиволи. Он шел, никому не уступая дороги. И вот он уже у тележки старичка, торгующего сосисками. Нетерпеливо вытащив монету из кармана брюк, он швырнул ее старичку.

- Две! Без горчицы!

А тут как раз подошла наконец очередь мальчиков, и они враждебно уставились на него. Вот как, значит, он из тех, кто всегда протискивается вперед, значит, «нехороший человек» - подходящее для него прозвище. У этого жуткого типа - большой уродливый рот и наглая улыбочка на губах, а глаза у него тоже наглые, и жесткие, и совершенно равнодушные.

- Человеконенавистник, - пробормотал про себя Расмус.

Незнакомец с голодным видом жевал свои сосиски и, перемежая слова громким чавканьем, спрашивал у старичка:

- Где-то здесь обретается шпагоглотатель по имени Альфредо, где его балаган?