- Ох уж эти мне братья! - сказала она, взывая к сочувствию Йоакима.
Вообще-то говоря, ей очень хотелось иметь братьев, во всяком случае такого вот резвого востроглазого маленького жеребенка, каким был Расмус, к которому она в глубине души питала такую большую слабость и которого любила и щипала с тех самых пор, как он лежал в колыбели. Кроме того, было так чудесно бродить здесь под лучами майского солнца с Йоакимом и быть самой милой изо всех, кого он знает! Какое ей дело до того, что их передразнивает пара мальчуганов?! Опьяненная весной, она обвила руками Расмуса и крепко, быстро прижала его к себе!
- Хотя вообще-то, - сказала она, - этот мальчонка - настоящий милашка!
Ее братик-милашка защищался изо всех сил; это было ужасно! Такую, как Крапинка, нельзя выпускать на улицу, ведь она позорит не только себя, но и других; ну чем он виноват, что его угораздило обзавестись такой сестрой!
- Отстань! - кричал Расмус пронзительным от негодования голосом. - Попытайся держать себя в руках хотя бы на улице!
Крапинка рассмеялась мягким дразнящим смехом, после чего, снова взяв Йоакима за руку, тут же позабыла, что у нее есть брат.
- Елки-палки! - сказал Понтус, поглядев вслед Крапинке и Йоакиму. - А ведь они не в своем уме! Только бы не стать такими же!
Расмус фыркнул при одной лишь безумной мысли.
- Такими? Ну уж нет, нам это не грозит!
Глупыш прыгал вокруг него и самозабвенно лаял. Он явно считал, что маленькому песику, удравшему из дому только для того, чтобы встретиться со своим хозяином, вовсе незачем смотреть, как люди обнимаются. Если кого и надо обнимать, то только его одного. Хозяин думал то же самое. Он снова притянул Глупыша к себе, он гладил его и наинежнейшим голосом повторял:
- Да-а, какой же ты милашка, Глупыш!
Тут Понтус захихикал:
- По-моему, ты сам сказал: «Попытайся держать себя в руках хотя бы на улице!»
- Ш-ш-ш! - шепнул Расмус. - С собачкой - совсем другое дело!
Но тут же неожиданно смолк. Он прислушался. Снова послышались манящие медные звуки духового оркестра. Они доносились со стороны площади, но уже приближались к ним. Они все приближались и приближались, и вот показался грузовик, медленно катившийся по улице. В открытом кузове грузовика сидели шестеро мальчиков из оркестра Народной школы и дули изо всех сил. Их медные инструменты сверкали на солнце и празднично-торжественно выдавали «Поход Наполеона через Альпы». Вестанвикские ребятишки всех возрастов как бы шествовали по следам Наполеона. Они маршировали за грузовиком в такт веселым звукам и, шальные от счастья, читали слова, написанные на большом плакате, прикрепленном вдоль бортов грузовика. Расмус и Понтус тоже прочитали их:
- О! - воскликнул Расмус. Понтус согласно кивнул головой.
- Да, но на все это нужны деньги. Есть у тебя деньги?
Расмус подбросил пятиэровик в воздух и снова поймал его.
- Куча денег! Целых пять эре! Можем купить пол-Тиволи, - с горечью сказал он.
Но Понтус нашел выход.
- Продадим немного из нашего металлолома - и порядок!
Расмус кивнул. Какой скудной была бы жизнь бедного школяра с пятьюдесятью эре карманных денег в неделю, не будь он хоть чуточку предприимчив! Расмус и Понтус уже давным-давно поняли это: более предприимчивых старьевщиков, чем они, не было во всем Вестанвике. Они были постоянно настороже. Случайно брошенные пустые бутылки и старый заржавелый железный лом они выгребали из-под земли, как свиньи выгребают подземные грибы - трюфели, и ликующе тащили добычу на свой склад. Понтус принадлежал к одному из старинных почтенных семейств на Вшивой горке. Он жил там в большом и уродливом старом доме, где квартиры сдавались внаем. И это в его доме располагались складские помещения «Объединенного акционерного общества «Металлолом» - владельцы Понтус Магнуссон и Расмус Перссон», о чем всех и каждого извещала красивая вывеска на дверях погреба.
Посещение Тиволи всего лишь с пятиэровиком в кармане было просто насмешкой. Тут нужны были большие деньги: Расмус и Понтус отправились на Вшивую горку, только чтобы составить себе первое впечатление и хотя бы приблизительно подсчитать, какой понадобится оборотный капитал. Стоя у входа, они тоскливо смотрели на карусели и тиры. О, здесь были богатейшие возможности просадить деньги!
- Деньги надо раздобыть на карусели и на качели!
- Да, и еще на шпагоглотателя, - сказал Расмус. - Я так хочу посмотреть, как он заглатывает шпагу!
Глупыш дико лаял. Карусели он на всем своем собачьем веку никогда не видел. И не был до конца уверен, что такие вот вертящиеся штукенции имеют право на существование. Кроме того, здесь пахло чуждо и странно; и необходимо было, добросовестно лая, откровенно высказаться и заявить, что он решительно не согласен принюхиваться к такому запаху.
- Слушай, Глупыш, - сказал Расмус, - тебе нельзя кататься на карусели, так что и не мечтай!
Он повернулся к Понтусу.
- Во-первых, мне надо отвести домой Глупыша, - сказал он. - А во-вторых - пожрать.
- В-третьих, нам надо пойти к Юхану-Старьевщику и продать металлолом, - добавил Понтус. - А в- четвертых, все-таки сделать уроки.
- В-четвертых, плюнем все-таки на уроки, а в-пятых, нам надо прийти сюда вечером, елки-палки, ой, как нам надо сюда прийти!
Так они и решили.
Глава вторая
На самом деле оказалось, что попасть в Тиволи не так-то просто, как думал Расмус. Ему следовало бы знать, что не стоит попадаться на глаза маме. У нее было совсем не такое высокомерно-пренебрежительное отношение к домашним заданиям, как у него. Но голод погнал его домой, и вот он уже сидит за обеденным столом вместе со всеми, а перед ним на тарелке - целая гора свиных сосисок и картофельного пюре.
- Спасибо!
- Никакого Тиволи не будет, пока не сделаешь уроки, - точь-в-точь так, как и следовало ожидать, - сказала мама.
«Странный человек - мама, - говорил отец. - Внешне такая прелестная и нежная, а в глубине души - просто военачальница!»
«Во всяком случае, будет так, как хочет мама, - постоянно повторял он, - и это - самое лучшее. Нет никого на свете, кроме нее, кто мог бы командовать глупым полицейским, двумя невоспитанными детенышами и маленькой непослушной собачонкой так, что они этого даже не замечают».
Этот папа! Он и думать не желал, что на свете есть кто-то такой же хороший, как мама.
- Мама заботится обо всем, - говорил он, - обо мне и о детях, о собаке и о вилле, да еще и о саде… Я только сажаю, убираю в саду, поливаю, подстригаю живую изгородь и лужайку!
Иногда он пел ей:
