в удовлетворительное. При финансовых возможностях исполнительного директора «Подмосковья-агро» даже в такой старинной и запущенной больнице, как МОНИКИ, можно было устроиться очень неплохо, и Сергей Геннадьевич этим пользовался. Его разместили в отдельной палате, брили, умывали, немедленно меняли испачканное при медицинских манипуляциях белье, а обо всех прочих хлопотах вокруг лежачего пациента нечего было и говорить. При всем при том количество людей, заходивших в палату, было минимальным, и за всеми тщательно следили охранники. Слава Грязнов, как всегда, не подвел: охрана была круглосуточной, превосходно обученной и отлично вооруженной.

Сергей Грибов принял старшего помощника генпрокурора, полулежа на кровати с приподнятой головной и завтракая персиково-абрикосовым йогуртом. Любимую жареную картошку Грибов, по слабости отвыкшего от твердой пищи желудка, пока употреблять не мог, от стандартной больничной серой несоленой размазни его тошнило, и Сергей Геннадьевич забивал проснувшийся аппетит творожком и йогуртами, которые, по его приказу, закупались в магазине «Дикси», что напротив входа в МОНИКИ, целыми упаковками. Поглощенный процессом еды, окруженный персиково-абрикосовым ароматом, исполнительный директор «Подмосковья- агро» не производил впечатление такого уж обреченного страдальца, вопреки бледности и толстому слою бинтов на голове. Повязка придавала ему вид карикатурного немецкого солдата эпохи Первой мировой войны, только не в железной каске, а в марлевой.

– Как вы себя чувствуете, Сергей Геннадьевич? – учтиво осведомился Турецкий, присаживаясь на пододвинутый к самой кровати больничный стул.

– Чучше, – благосклонно отозвался Сергей Геннадьевич. – То есть чуть лучше. Все понимаю и могу все говорить, только гагада... то есть иногда заваригариваюсь... то есть заговариваюсь.

Смущенный его заковыристой манерой изъясняться, Турецкий подумал, что из этой беседы получится мало толку. Но отступать было некуда: чем скорее Грибов даст показания, тем больше возможностей изобличить преступников, а значит, больше шансов, что и новые преступления будут предотвращены.

– Не беспокойтесь, – как бы расслышал его колебания Грибов, – если что-то будет непонятно, я предварю... то есть повторю. Моему здоровью не станет от этого хуже. Моему здоровью станет лучше, если я дам показания против Кукулова.

– Против кого? – Александр Борисович прекрасно понял, какую фамилию пытался произнести Грибов, и добивался только, чтобы он произнес ее правильно и самостоятельно. В противном случае, если Турецкий подскажет ее Грибову, это может быть расценено как давление на пострадавшего.

Только этого такому опытному следователю, как он, и не хватало!

– Против Акуку... против Акулова, хозяина компании «Русский земельный фонд». Его и его прохвостней. – Новосозданное поврежденным грибовским мозгом словечко, совмещающее «прохвоста» и «прихвостня», по-своему понравилось Турецкому. – Я более чем удостоверен... уверен, что по их милости угодил на эту больничную кукукойку...

Грибов почуял неладное, еще когда от Ганичевой потребовали его увольнения, аргументируя тем, что он выливает слишком много грязи на достойных людей. Однако это требование не слишком смутило Сергея Геннадьевича, скорее послужило поводом для игры в благородного борца с преступностью. Он был уверен, что из этой сложной ситуации ему удастся выкрутиться. Уверенность несколько поколебалась, когда в его офис заявились четверо парней. Их лица источали несгибаемое чувство своей правоты, а здоровенные ручищи шевелились, как бы в поисках универсального огнестрельного разрешителя конфликтов. «А это еще кто? Куда смотрит охрана?» – чуть не завопил Сергей Геннадьевич, но вовремя прикусил язык. Он все понял: охрана тоже смотрела на эти руки, причем, надо полагать, универсальный огнестрельный разрешитель конфликтов тогда находился на виду... Охрана состоит не из рыцарей без страха и упрека. И не из самоубийц.

«Грибов – ты?» – прямо перешел к делу один из этой четверки. По лицу его нельзя было понять, действительно ли он из них самый главный. Остальные, по крайней мере, никаких почестей ему не оказывали.

«Что-то не припоминаю, когда это я на брудершафт с вами пил», – без вызова, но и без робости ответил Сергей Геннадьевич.

«Ага, поборзеть охота, – кивнул другой амбал, как будто предусматривал именно такую реакцию. – Ну, поборзей с нами, поборзей. Мы люди маленькие. Вот только с большими людьми борзеть не советую. Не любят они шуток».

«По-прежнему не понимаю, чему обязан вашему визиту?» – продолжал храбриться исполнительный директор.

«Все ты понимаешь. Вот ведь шустрик какой: на самого Андрей Васильича взбух, сукоедина. Не понимаешь ты, что для него ты – кто? Тьфу. Муха. Которая летала где ни попадя, на говно всякое садилась, а теперь прилетела людям пищу пачкать. – В слове „людям“ он ставил ударение на второй слог, и это не казалось безграмотностью: скорее, дополнительным издевательством. – Жужжит тут еще... Пожужжи, брат, пожужжи. Недолго тебе жужжаться будет. Надоест твое жужжание, Андрей Васильевич возьмет тапок и размажет твои кишочки по потолку. Только тебя и видели. Все понял или повторить?»

Грибов, совершенно белый (краем глаза поймал свое отражение в настенном зеркале), не нашелся с ответом: только стоял и помахивал рукой, будто собираясь таким невинным способом прогнать непрошеных визитеров. На пороге возникла охрана, делая зверские лица, с оружием наперевес – спохватились! Вторжение охраны не могло изменить смысла происшедшего: четверо акуловских головорезов (Грибов не мог не понять, кто из всех проживающих в России Андреев Васильевичей был заинтересован в столь эффектном наезде на него) торжественно, не спеша, удалились с таким видом, будто поле боя осталось за ними. Черт возьми, так оно и получилось...

«Сергей Геннадьевич, вам плохо? „Скорую“ вызвать?» – заботливо спросил охранник.

Не в силах распекать своих запоздалых помощников, Грибов яростно замотал головой.

«А милицию?» – тоном ниже вопросил охранник.

От милиции Сергей Геннадьевич тоже отказался. Почему? Для Турецкого он приготовил простенькое объяснение: не верил, что Акулов осуществит угрозу. В значительной степени так оно и было. Однако, помимо этого, очевидного, присутствовало и скрытое соображение: исполнительный директор, как никто другой, отдавал себе отчет, что у «Подмосковья-агро» тоже рыльце в пушку... Хотя, наверное, и не настолько, как у «Русского земельного фонда», собравшего таких деятелей – пробы негде ставить. Ну да что толку выяснять! Главное, раненый Грибов прямо сказал, кого он винит в покушении.

Территорию старинной больницы на улице Щепкина Александр Борисович Турецкий покидал в отличнейшем расположении духа. Показания Сергея Грибова станут весомым аргументом в борьбе против «нового латифундиста» Акулова!

На самом деле Турецкому не дано было знать, что грибовские показания не будут использованы таким образом, какой он для них предназначал. События, стремительно развивавшиеся на территории колхоза «Заветы Ильича» и дома отдыха «Отрадное», лишали их всякого смысла.

Джоныч переживал не лучшие сутки в своей жизни. Откровенно говоря, таких суматошных суток у него еще не было. Может быть, отдаленно с ними мог сравниться период переезда из Англии в Россию, когда Ричард и Кейт буквально сбились с ног. Но тогда суетливые хлопоты были растянуты во времени, а здесь концентрировались на узком пространстве двадцати четырех часов, лишая здравого рассудка. И еще немаловажное осложнение: во время переезда, по крайней мере, он знал, что его никто не собирается убивать. А сейчас, в сложившейся вокруг подмосковных земель ситуации, это было более чем вероятно.

Доверяя другу Ивану, Джоныч не стал возлагать надежд по восстановлению законности на старлея Гаманюка. Элементарная логика подсказывала, что если на вверенной ему территории творятся такие вопиющие нарушения, а он и в ус не дует, старший лейтенант либо безнадежный тупица, либо – как и доказывал Бойцов – куплен с потрохами. И в том и в другом случае связываться с ним не стоило. Честных милиционеров следовало искать в другом месте. В Москве.

Одержимый чисто русской жаждой справедливости, англичанин выражал готовность дойти, если надо, и до Кремля. Мудрая Кейт остановила его: незачем так высоко забираться, если не пройдены более низкие этапы того же звена. В структуре правоохранительных органов они разбирались слабо, поэтому пришлось лезть в компьютер, подключенный к Интернету. В поисках информации им оказали существенное содействие