костюмах; наверное и в набедренных повязках им ходить приходилось, и в шубах. Соль земли — подвижник, йог, мыслитель, а не формальный философ, преподающий россиянам в университете бессознательное. Между этими ребятами, в равной пропорции разбросанными по эпохам, странам и континентам существует незримая космическая связь. Все они — единое братство мыслителей. Они не авангард человечества, они к человечеству не имеют никакого отношения, они идут против потока человечества…

/…/Не правда ли, непростительная в мире людей роскошь — быть не как все и быть самим собой? Почему я Вас называю мыслителем, а не писателем, что казалось бы более логично? В современном мире утеряно представление о знании как о чём-то определённом. Остались точки зрения: во всём, даже в точных науках. Чем авторитетнее человек, тем более истинна его точка зрения…/…/

Держитесь, Эдуард Вениаминович, работайте, для очень многих людей — Вы главный советчик и учитель в жизни».

Это только часть его 14-страничного одного из писем. Пшеничников странным образом настроен на ту же волну, что и я. «Между этими ребятами, в равной пропорции раскиданными по эпохам, странам и континентам существует незримая космическая связь» — пишет он. А я и написал «Священных Монстров» об этих именно «ребятах», где в ночное кафе посадил и себя.

Пшеничников мудрый, каракулями так выводит себе: «Вселенная ласкова к философам — писателям — аутсайдерам и втайне куда больше их любит, чем весь остальной сброд. /…/ она не говорит им „да“, чтобы кто не услышал, но улыбается и кивает головой тихонько эдак…» Ну разве не здорово выводит каракулями, а? Потому и я хожу под конвоем и улыбаюсь Вселенной обратно и наклоняю голову «тихонько эдак»… А Пшеничников ходит в стране хантов где вечная мерзлота разворочена бурями и экскаваторами, в рукавицах. Я вижу старых хантов с курительными трубками, а у костра сидит с улыбкой Вадим Пшеничников и смотрит как ханты исполняют «танец росомахи». Ханты приехали на накрученных джипах, там северный Кувейт и Клондайк, в стране у них ведь.

Между городком Монтерей и городком Pacific Grovs, т.е. «Тихоокеанские заросли», что в Калифорнии, есть место называемое Lover’s point. Это мыс, выдающийся во всегда прохладный здесь океан. Там есть какие-то строения, ресторанчик, а как же без него на мысу «Любовников», мыс украшают высадившиеся диким образом, сами собой, высоченные пыльные алоэ, в пару ростов человека, каждое; но это не ради алоэ и прохладного океана я вспомнил о Lover’s point. Дело в том, что мыс (как впрочем и все побережье океана в этих местах) облюбовало для проживания племя крупных жирных зверьков с пышными хвостами, — создания эти нечто среднее между белкой и сусликом. Так вот, эти земляные белки расплодились на Lover’s point в таком множестве, что туристы бродят там с большой осторожностью глядя под ноги, поскольку поганые звери изрыли почву мыса во всех направлениях, и, скрывшись в одной дыре, возникают в других. Дыры достаточно крупные для того, чтобы провалилась ступня взрослого человека. Растительность вблизи этих нор вытоптана и съедена мерзкими четвероногими и выглядит удручающе. Смердящие фекалии зверей, грязь и пыль, лысые и плешивые части пейзажа более многочисленны, чем поверхности, покрытые травой. Загубленный пейзаж налицо.

Впрочем, это я нахожу земляных белок отвратительными, а результаты их жизнедеятельности катастрофой для романтического «Мыса Любовников». Большинство туристов чуть ли не ради них останавливают свои автомобили. И сюсюкают голоногие, вертят головами, нацеливают объективы фотоаппаратов, кормят булками. Очевидно кажущимися им очаровательными существ. Благодаря пищевым подношениям туристов колония насчитывает многие тысячи особей и над мысом стоит вонь. Подобную вонь мне пришлось вдыхать лишь однажды, — вблизи пирамиды Целестия в Риме, там за счет муниципалитета и подношений туристов живет многотысячное поголовье котов. О, каких только красавцев и злодеев там нет!

Но вернемся к земляным белкам и собственно к предмету, ради которого я открыл рот. Я не знаю, что там сейчас на Lover’s point, но 20 лет тому назад было ясно, что земляных белок надо истребить совсем, либо переполовинить, ибо мыс находился на пути к превращению в пустыню, и уже имел вид полупустыни. Исчезала трава, лысые места разрушались эрозией, подрытые и изъеденные грызунами алоэ падали и гнили. Повсюду валялось дерьмо этих зверей, и роями вились мухи. Наступил момент, когда надо было их истреблять.

Я не знаю, как там власти Калифорнии решили эту проблему. Но я вот к чему веду. Мы все тоскуем над уменьшением (катастрофическим) русского населения планеты, и это понятно. Лидер Коммунистической Партии Российской Федерации господин Зюганов вчера заявил, что за десять лет население России уменьшилось на 15 миллионов человек — вот, дескать, результат правления Ельцина и Путина. Я, Эдуард Лимонов, первые 59 лет моей жизни горевал о сокращении поголовья русских. Как и подобает адепту российской цивилизации и ее составляющему, не надо забывать, — что я ее ведущий современный писатель — этой цивилизации. В моих практических, эгоистических интересах, для моего «эго» необходимо, чтобы русская цивилизация существовала и не превратилась в мелкую всего лишь культуру, а то и культурку, не стала бы как какая-нибудь мелкая финская культура. «Дни саами, финнов и русских» на выставке малых народов в Лос-Анджелесе. Вы представьте себе такое мероприятие, и озноб по коже идет, и становится крайне противно. Я так всегда думал. Даже совсем недавно, в написанной в Лефортово книге «Другая Россия», я предлагал установить «материнскую обязанность». Так же как «воинская обязанность» обязует мужчину отслужить в армии положенный законом срок, так и женщина, предлагал я, — обязана родить нации четверых детей в течение репродуктивного возраста с 25 до 35 лет. Вот так я предлагал.

А после 59 лет стал сомневаться. Возможно, что я сомневался чуть-чуть и ранее. За годы более или менее спокойной жизни во Франции я сумел прочесть множество умных книг на английском и французском. Я всегда умел работать и учиться. Я прочел тонны книг и среди них такие, которые редко кто читает в подлиннике. Их обыкновенно покупают, читают две страницы, перелистывают и ставят на полку. На полке такие книги выглядят солидно и свидетельствуют о разносторонних интересах, о глубокой эрудиции хозяина и его начитанности. Замечу, что мне часто приходилось читать в библиотеках давно изданные книги, которые никто никогда не перелистывал даже. И в библиотеке Следственного Изолятора КГБ я обнаружил такие книги. В них страницы еще держались вместе после обреза в типографии, так и были слеплены. Я горжусь собой, что я читаю такие трудные книги. Так вот, в издании «Пингвина» я прочитал и «Государя» Макиавелли и известную работу Мальтуса, и Адама Смита «О богатстве народов», и Локка, и еще тучу знаменитых книг. Когда я читал Мальтуса, и Никколо Макиавелли, они меня не очень поразили. В чем-то они блекли рядом с «Книгой Правителя области Шан» издания Академии Наук, ее (вершину китайской государственной мудрости) я читал еще в России. Однако содержание этих книг, их европейские формулировки осели, очевидно, где-то во мне, в глубине, и ждали своего часа, дозревали, чтобы пригодиться. Я вбирал как мешок пылесоса знания, опыт равно мерзости и прелести мира, что-то там у меня само собой в моих полушариях сравнивалось, подсчитывалось, взвешивалось.

Однажды в тюрьме на прогулке, взглянув в далекое зарешеченное небо, я вдруг подумал: «А зачем это за выживание такой ажиотаж. Шесть миллиардов существ обитает, бегает, гадит на планете. Такое количество их вовсе не необходимо. Шесть миллиардов — возмутительный избыток. Столько существ на планете — она изнемогает от них как бедный Lover’s point от земляных белок. Скажем, десять миллионов существ на всю планету было бы достаточно…

Тут я оторопел, задумался и сказал себе: «Стоп, так нельзя! Ты доказал давным-давно, в книге, написанной тобой еще в 1988-89 годах, в „Дисциплинарном санатории“ — что человек своим дурным способом существования на планете разрушает и убивает ее. Ты только не сказал в „Дисциплинарном санатории“ простой вещи — заключения, она пришла к тебе только сейчас на прогулке в тюрьме Лефортово, спустя 14 или 15 лет после написания той книги: столько людей на планете не нужно. Хорошо бы они передохли. Или же следует создать условия, чтобы они сокращались. Ты подступал к этой теме в книге „316, пункт „В“, там речь шла о близком будущем, когда уменьшение населения Земли достигнуто „цивилизованными“ государствами Соединенными Штатами Америки и Россией путем ликвидации стариков старше возраста 65 лет. Но и тогда ты не сказал последнего заключения, и в книге «316, пункт В“. Что нужно стремиться к драматическому уменьшению населения Земли. Потому что Империя была тебе дорога и это не ради людей или их жизней, а ради Империи, ради всемирных завоеваний (для всемирных завоеваний нужны множество человек, целые орды), ради Истории ты не сказал тогда последнего слова. Человечество не должно быть многочисленным.