эксплуатировать. Во мраке наши лица под кепками и шапками были мистичны, квадраты и прямоугольники лиц, туго обтянутых кожей, сложенных в гримасы, и в девяти случаях из десяти губы сжимают «беломорину». Носы жадно ловят возбуждающий запах железных опилок жаренных в машинном масле, характерный запах 'Серпа', — где был калильный Термический цех. Авоська с завтраком обмотана вокруг запястья, руки в карманах старых пальто и бушлатов. Молчаливые рыцари труда и капитала пошатывались всей толпой с ноги на ногу, в нетерпении войти в большие, грязные вонючие помещения, чтобы крутить штурвалы, нажимать кнопки, опускать и поднимать рубильники, ездить на подъёмниках. Я переваливался, чтобы загрузить шахту, магнезию, породу, стальной лом. Я работал в комплексной бригаде сталеваров.
Наша мистическая толпа каждую ночь мрачно надвигалась на площадь перед проходной, откуда только что была исторгнута заводом другая многотысячная толпа. Каменные статуи командоров, воняющие табаком, закостенелые, полусонные, меланхоличные — мы надвигались на завод Ангелами Ада. Неторопливо подымая и опуская негнущиеся ноги.
Город засыпал. Возвращаясь с танцев в Стахановском и «Бомбее» наши подружки — рабочие девочки, их грели в подъездах у батарей наши пацаны. Давно заснула страна. А мы, проникнув сквозь узкое горло проходной потом долго растекались по огромному чреву завода, по узким тропам и аллеям. Я обычно проникал в свой цех сквозь грузовые ворота, мимо вагонеток с шихтой и по завалам шлака. Сквозь отворённые ворота в цеху видно было как пылает адская масса расплавленного ковша, распространяя вокруг сияние, словно божество Ада. Цех дышал горячо. Мои товарищи похожие на гладиаторов в брезентовых робах бесстрастно окружали ковш, везли его в нужном направлении. Гладиаторы отбрасывали огромные тени. Я входил…
Безотрадная страшная гордость и горечь теснились во мне. Я гордился принадлежностью к касте самых отверженных, работающих в ночи. Даже среди работяг — безропотных роботов существует иерархия. Работая в третьей смене, даже девушку трудно было при себе удержать, разве она тоже работает в третьей смене. Люди ночи в брезентовых латах (каждая нить этого брезента казалась толщиной в прут. Эти латы не прожигали брызги металла!) мы находились в самом низу рабочей лестницы. Дальше опускаться было некуда. Впрочем было, — в шахтёры, уже под землёй, в норах.
Рабочий — личность страшная. Работой — этим гнусным занятием, можно заниматься случайно, недолго. Извращённость современного общества в том, что оно предоставило сотням миллионов человеческих существ гнусное право быть навозными жуками навсегда. Но скатывая перед собой грязь, толкая застывающий шар грязи, навозный жук перекатывает в голове мрачные глыбы мыслей, перекатывает с места на место целые каменные горы мыслей. В основном он решает страшен ли он. Он страшен, тяжёл, недостоин, и если катит свой шар более пары лет подряд, он будет катить его далее всю свою трагичную жизнь. Рыцари руда — они же его жертвы, простодушные ангелы пища для грозных заводов, хрипло дышащих в ночи.
Двадцатилетний, я понимал что 'Серп и Молот' переваривает нас всех, громко икая, каждую ночь. И выпускает, довольный, хриплые дымы из труб. Но я выходил из тёмного подъезда на тёмную улочку посёлка и присоединялся к людям-теням. Хлопнула дверь — выпустив ангела ада. И в соседних домах хлопают двери. Каменными статуями командоров, цигарки у губ, мы движемся по направлению к нашему мучителю — заводу. Прямо к проходной, в его открытый рот. Вспоминается старая антикапиталистическая гравюра: Молох-капитал пожирает рабочих поступающих к нему в рот на конвейерной ленте. Возможно также, что такой гравюры не существует, и это образ из моего кошмарного липкого сна под утро. Каждую ночь мы проходим сквозь его внутренности и стенки их высасывают наши силы. Молодые силы, у тех кто молод, пожилые, у тех кто пожил. Загипнотизированные, как зомби-персонажи гаитянского культа «вуду» — живые мертвецы, мы тяжело движемся ко рту, к проходной. А вот кто это смеётся истерично в безмолвии?? А это бесовка, затесавшаяся среди нас, ангелов Ада. У бесовки узкие глаза, грубые руки-лапы и горячий живот. Она трудится на соседнем участке. 'Здравствуй, Люба!'
Всё плотнее ряды статуй — зомби. Всё труднее дышать. Сотрясается земля под нашими ногами. Работать, затем возвращаться в родную нору. Зачинать, сотрясаясь роняя светлые капли в нечистую самку. Плодить себе подобных рабочих ангелов Ада с сильными челюстями и передними лапами. С неразвитыми задними лапами статуй. Ибо некуда бегать. Лапы нужны, чтобы только дотопать до проходной. Вот тебе и весь Адам Смит.
Я тогда не знал, кто он такой. Между тем, этот тип написал труд 'О богатстве народов', где впервые изложил основные принципы капитализма. Ассимилированный Англией шотландец. Шёл 18-й век. В 18-ом веке у них уже вовсю дымили в Англии и сосали человечину свои 'Серпы и Молоты', хотя и не такие большие, как наш. По Адаму Смиту, таким образом мы шли на ночную смену: железные когорты пролетариата, ангелы с мозолистыми руками, творцы всякой вещественности из железа и стали. Завод изготовлял моторы для тракторов и танков. Творцы индустриального могущества, — ангелы Ада, отлепившись от жён и подруг, — мы гулко пересекали ночь, не зная что всякий производственный труд создаёт стоимость.
Ангел, — существо наивное, даже низвергнутый в Ад. Он невинен как барашек, пусть от адовой жары облетели белые перья и потрескалась морщинами и стали кирпичной плоть. Пусть он и приземисты и квадратный, а в зубах «Беломор», и в тени козырька кепки — пустые глаза живого мертвеца-зомби. Вначале они выходят на улицы Магадана и Камчатки. Затем, когда крыло ночи проходит по Сибири, то статуи командоров в сапогах и ботинках и валенках скрипят по ночному снегу Сибири. И ночь приближается к Красноярску и быстро идёт на Омск и Тюмень и переваливает Уральский хребет и неумолимо движется по европейской России. И выходят навстречу ей с молитвенно пустыми глазницами Ангелы Ада.
Так надо? Не шотландец же, ассимилированный англичанами выводит на улицы железные когорты зомби. Он только записал то, что уже было. В два тома под общим названием 'Исследование о природе и причинах богатства народов. Сочинение Адама Смита, доктора прав, члена Королевского общества, ранее профессора нравственной философии в г. Глазго'. Впервые были изданы в 1776 году.
Среди прочих положений книги Смита главное и самое неприятное: 'разделение труда увеличивает богатство'. Неприятное для Ангелов Ада. В раннем рукописном варианте 'Богатства народов' есть мучительное признание, не вошедшее впоследствии в книгу: 'Бедный работник, который как бы тащит на своих плечах всё знание человеческого общества находится в самом низшем слое этого общества. Он придавлен его тяжестью и точно ушёл в землю, так что его даже не видно на поверхности'. (Вспомним, что уже в 20 веке Герберт Уэллс сочинит 'Машину времени', где таки положит пролетариат будущего под землю. Там подземные уродцы работают с машинами и лишь по ночам выходят на поверхность дабы похитить и съесть счастливых жителей счастливого общества будущего). 'подавлен и ушёл в землю'. То есть Смит знал выхваляя свой модный тогда уже капитализм, знал что будет. Знал. Сохранился конспект одного из его студентов в Глазго, за десяток лет до выхода первого издания 'Богатства народов' в 1763 году тот записывал за учителем: 'развитие промышленности и торговли несёт с собой и ряд отрицательных следствий. Во-первых оно сужает умственный кругозор людей… Это очень сильно проявляется когда всё внимание человека устремлено на 1/17 часть булавки или на 1/80 часть пуговицы. Таково разделение труда в этих производствах. Другое неблагоприятное следствие состоит в сильном пренебрежении к образованию. В богатых и промышленных странах разделение труда, сводя все профессии к очень простым операциям, позволяет занимать детей работой в очень раннем возрасте. В Бирмингеме мальчик 6–7 лет может зарабатывать свои три или шесть пенсов в день и родители считают выгодным посылать таких детей на работу. Ясно что они остаются без образования'.
Что было тогда на месте завода 'Серп и Молот' в 1763 году? Кажется казаки гонялись за татарами, а татары за казаками, а с севера медленно шли полки молодой Екатерины II, которая вскоре ликвидирует запорожскую сечь. Ковыли, степь была на месте завода 'Серп и Молот', благородная синяя степь. 'Действительная цена каждого товара, то есть то, что каждый предмет стоит желающему приобрести его, есть труд и усилия, которые нужно затратить для изготовления. /…/ 'Естественно, что предмет, обычно производимый в течении двух дней или двух часов труда должен стоить в два раза больше, чем продукт одного дня или одного часа труда…'
Вот тебе и Адам Смит.
