«Сашу отравили», — сказала жена. Я тоже думаю, что Плешкова отравили. В 1992 году меня интервьюировала для статьи в «Совершенно секретно» журналистка Елена Светлова. В этой статье («Смерть без диагноза») она приводит мнение старшего научного сотрудника НИИ морфологии человека — патологоанатома Александра Свищева о заключении вскрытия трупа А.Плешкова, сделанного его французскими коллегами.
«Почему-то не указано время вскрытия. Странно, что нет описания одежды убитого, у нас с этого обычно начинают. Врач «скорой помощи» обратил внимание на непонятную жидкость, вытекавшую из уха, но, судя по данным патологоанатомической экспертизы, полость внутреннего уха почему-то не вскрывалась. Практически не описаны эндокринная система, состояние гипофиза, а также ткани надпочечников. Это очень важно. Отсутствует в описании состояние лимфатических узлов. Спинной мозг не вскрывался, а там могло быть не всё в порядке. Патологоанатомический диагноз не поставлен, и неизвестно, что привело к смерти…»
— Допускаете ли вы версию отравления? — спрашивает Светлова.
«Я бы эту версию не исключал. Во всяком случае, все симптомы отравления присутствуют: плохое самочувствие, жажда, рвота, сильное кровотечение всех внутренних органов. Это знак какой-то внезапной катастрофы».
И Свищев поясняет, подумав:
«Современные яды, которые могут быть использованы в целях убийства, действуют опосредованно, достаточно минимального количества, чтобы вызвать самые серьёзные нарушения. Эти яды распадаются полностью за несколько часов, они не регистрируются приборами».
Вот так. Сама по себе внезапная смерть Плешкова в Париже, возможно, не вызывала бы столько подозрений, не последуй за ней сразу катастрофы с Семёновым, а затем убийства Меня. Гипотез случившегося хватает. Бывший сотрудник «Совершенно секретно» Вадим Молодый опубликовал в американском журнале «Вестник» гипотезу, что Плешков и Мень погибли потому, что Мень имел информацию о сотрудничестве очень высокопоставленных чинов Русской Православной Церкви с КГБ. И что на тот самый пропавший (он исчез и в списке возвращённых французами вещей покойного не значится) в Париже диктофон, на который Плешков записывал меня в свою последнюю прогулку, было записано как раз интервью протоиерея Меня, где содержались эти разоблачения. Якобы «речь шла о митрополите Питириме, о попе Салтыкове, о некоем Николае Филимонове и киевском митрополите Филарете», заявляет Молодый.
А вот гипотеза из статьи Алексея Белякова в журнале «Профиль» № 47/48 за самый конец декабря 1998 года. Статья называется «Мальчик-мажор из Безбожного переулка», и посвящена она Артёму Боровику. Цитирую:
«Семёнов и Плешков отправились в Париж на встречу с Эдуардом Лимоновым (тогда он ещё считал себя, скорее, писателем, чем политиком-экстремистом). И гостеприимный Лимонов пригласил Александра на банкет, который устраивала какая-то французская газета. На банкете Плешкову стало плохо, он поспешил к себе в отель и пригласил врача из советского посольства. Врач почему-то не приехал. Плешков, так и не дождавшись его, уже с трудом спустился к портье и попросил вызвать «скорую». Однако прибывшие французские медики констатировали смерть. Вскрытие показало, что Плешков умер вследствие кровотечения всех внутренних органов. Его семья уверена, что он был отравлен советскими спецслужбами, поскольку якобы вывез в Париж какие-то материалы, касавшиеся КГБ. Семёнов очень тяжело переживал эту смерть. Примерно полгода спустя вместе с Боровиком он ехал на встречу с представителем Руперта Мэрдока, западного пресс-воротилы, чтобы договориться об инвестициях для «Совершенно секретно». Внезапно Юлиан Семёнович стал заваливаться — прямо на сидевшего рядом Боровика. В больнице диагностировали инсульт. Семёнов был помещён в госпиталь имени Бурденко и оказался уже неспособным заниматься делами издания. Очевидно, Юлиан Семёнович на этом этапе воспринимал Боровика как человека, которому можно доверить «Совершенно секретные дела». Приёмный сын Семёнова, ныне известный журналист Андрей Черкизов, тогда, по воспоминаниям современников, в силу алкогольных проблем был неспособен к конструктивной деятельности. Так что Артём стал «вторым сыном» Семёнова. Надо заметить, Боровик до сих пор с истинно сыновними чувствами относится к памяти основателя, и те, кто бывает в «Совершенно секретно», отмечают атмосферу лёгкого культа Семёнова».
Остановимся. В начале процитированного отрывка брошена лёгкая тень подозрения на меня. Так и видится «гостеприимный» Лимонов, подсыпающий из перстня яд Плешкову в бокал, специально пригласив его на банкет. Фон — Париж, ночь. Лимонов злодейски оглядывается, сверкнув очами. Он же — советская спецслужба. Однако если отбросить абсурдность этого лёгкого намека на обвинения и начать размышлять, то обозначится, что у Лимонова не было мотивов мочить Плешкова. Вот у кого были, так это у Артёма Генриховича Боровика. Хотя и это, разумеется, абсурдное рассуждение. Но продолжим некоторое время рассуждать абсурдно. Вспомним толстые буржуазные романы XIX века. Так сказать, поместим себя в их атмосферу. Как делались состояния капиталистов, как они возникали? Ведь именно эта атмосфера царила в России конца 80-х годов XX века и самого начала 90-х. Именно атмосфера создания капиталов «первичного накопления», если использовать терминологию г-на Маркса Карла. Процитируюка я ещё из статьи Белякова:
«На исходе 80-х писатель Юлиан Семёнов, отец Штирлица, решил создать свою газету с будоражащим воображение названием «Совершенно секретно». Семёнов тогда возглавлял Международную ассоциацию детективного и политического романа — эта организация и стала учредителем нового издания. Обладая самыми широкими связями, Юлиан Семёнович сумел убедить тогдашнего Председателя Совета Министров Рыжкова выделить газете кредит. Знатоки называют невиданную по тем временам сумму — то ли миллион, то ли полтора миллиона долларов. На эти деньги было закуплено новейшее импортное оборудование. Сотрудники получали зарплату раз в пять больше, чем в других изданиях: ведь «Совершенно секретно», несмотря на государственный кредит, было, но сути, первым частным изданием в стране. /…/ Артём оказался в газете не сразу, а когда его пригласили — и вовсе не на руководящих постах. Но тогда он вполне довольствовался своим журналистским хлебом. Зато с маслом. Вся административная деятельность в «Совсеке» лежала на плечах самого Семёнова и его заместителя Александра Плешкова».
Стоп. Продолжая рассуждать абсурдно, опять вообразим себя внутри, в атмосфере буржуазного романа. В эпоху, когда обманом, подлогом и убийством создавались состояния. В 1989 году Черномырдин одним росчерком пера превратил Министерство газовой промышленности в концерн «Газпром». Молодой журналист, отпрыск хорошей советской вельможной семьи (папа Генрих Боровик — «Председатель Комитета Борьбы за мир», в Совдепе это была кагэбэшная должность, соответствующая генеральскому званию, глава Комитета автоматически был видный гэбэшник), приходит в атмосферу денег, свободных поездок за границу. Приходит (цитирую опять Белякова):
«Юлиан Семёнов говаривал: «Хотите куда-то ехать? Просто берёте билет и летите!» Те, кто работал в «Совершенно секретно» в ту счастливую мажорную пору, объездили весь мир. /…/ Всем журналистам выдали синие загранпаспорта»
в строящуюся издательскую ИМПЕРИЮ! Он видит, какой мощной она уже стала, только начав, и какой ещё обещает стать. Может стать, как империя Мэрдока, как империя гражданина Кэйна! (Фильм «Ситизэн Кэйп», я уверен, Тема Боровик видел много раз. Он был американофил, и с интересом оценил, помню, мой пиджак от «Сирс энд Врубек», он даже прослужил две недели в американской армии и сделал об этом репортаж.) А он в этой империи — «вовсе не на руководящих постах». Как парень эффективный и энергичный, он мог бы стать «на руководящих». Но есть уже Плешков — ещё более работоспособный, пунктуальный, чёткий, таких работников в России — раз, два и обчёлся. Боровик видит, что
Дальше рассуждать абсурдно становится опасно. Родственники Боровика могут в суд подать. Однако,
