Общего оргазма у нас в тот день не получилось, так как Наташа каталась по полу от хохота и настроение было безнадежно веселым, недостаточно серьезным для общего оргазма. Я читал ей вслух порносценарий.
«Комната с двумя окнами и с портретом Ленина в простенке. Катя вытирает пыль со стола. Входит Петя. Незамеченный Катей, Петя подкрадывается к ней и хватает ее за ягодицы. „Ой, Петя!“ – „Что, Катя?“ – „Ай лав ю, Петя!“ – Петя пригибает туловище Кати к столу и расстегивает штаны. (Следует крупный план члена Пети и крупный план снизу момента, когда член Пети входит в Катю.) Заметка на полях: „Хорошо бы найти актера с большими яйцами…“»
– Наташка, ты представляешь себя в роли Кати? И входит актер с большими яйцами…
– Ой, Лимонов, прекрати, я не могу уже смеяться, у меня живот болит! – Она откатилась к книжному шкафу и лежала, поместив голову между двумя подушками. Выпростала руку из одеяла, чтобы вытереть слезы.
«Катя задирает голову к портрету Ленина. „Ой, Петя, он смотрит!“ – „Кто смотрит, глупа-аяяя?“ – Петя держит Катю за две половинки задницы и ебет ее так, что туловище Кати елозит грудьми по столу. – „Ленин смотрит на нас…“»
– Прекрати читать, Лимонов, не то я встану и убегу!
Он дал мне лишь сорок восемь часов на размышление. Через день он позвонил.
– Это Валерий. Вы прочли?
– Да-да, разумеется, прочел.
– Могли бы вы подойти на то же место через четверть часа?
– На угол Детройт и Вэлшир?
– Да, как в прошлый раз.
Он опять сидел в красно-пожарном авто, выставив локоть в улицу. Был в тех же шортах и предложил мне сигарету. И я опять отказался. Только дождя не было, но сияло яркое солнце над Лос-Анджелесом.
– Ну, что вы скажете? – спросил он, бережно приняв из моих рук хлорвиниловую папку.
Я обратил внимание на то, что коротко остриженные виски его седые. Загорелая лысина, как это ни странно, делала его моложе. Очевидно, если бы волосы сохранились, он выглядел бы лет на пятьдесят. Спешит внести свою лепту в сокровищницу человечества.
– Мне понравилась сцена в бане.
Он застеснялся.
– Это я для русского колорита… Знаете, чтоб американцам интереснее было. Они ж такого никогда не видели – русской бани. А вообще как?
– Я думаю, хорошо, – солгал я. – Конечно, по одному и тому же сценарию можно снять и плохой, и хороший фильм, но это уже, как я понимаю, будет следующий этап.
– У вас не возникло никаких предложений по поводу улучшения сценария, никаких идей? Если вы хотите предложить мне сценарий, я предпочел бы ваш…
– Валерий, как я вам уже говорил, я не люблю заниматься тем, чего я не умею делать.
– Жаль… Но если передумаете, время еще есть. Я планирую начать съемки в феврале будущего года… А что Наташа, вы ее спрашивали?
Я подумал, что будь на моем месте какой-нибудь старорежимный писатель, благородный, типа Бунина или даже Набокова (несмотря на написание «Лолиты», почтеннейший корнельский профессор навсегда остался мещанином в личной жизни), они бы в негодовании вызвали волосатого Валерия на дуэль. Или дали бы ему слабую пощечину. За оскорбление подруги жизни. Писатель же русского направления, вроде Солженицына, не преминул бы обвинить евреев в коррупции, в том, что они разносят по миру заразу разложения нравов. Приехал в Соединенные Штаты еврей Валерий и что делает, негодяй, – соблазняет русских девушек сниматься в порнофильме. Писатель современный, этакая гремучая смесь Генри Миллера с Жаном Жэнэ и Керуаком (так утверждают критики), я, ухмыльнувшись, заявил:
– Наташа еще не созрела для порнофильма. Если созреет, она вас контактирует. Плюс вы же не можете платить актерам, в любом случае… «Бесплатно только птички поют», – помните этот афоризм Шаляпина?
– Я могу предложить Наташе самые большие проценты с прибыли. Я могу ей предложить даже десять процентов. Это большие деньги, если фильм пойдет. Обычно актерам порнокино платят максимум пять тысяч за роль – и до свиданья, никаких процентов. Я предлагаю ей самые выгодные условия.
– Нет, – сказал я. – Дело не пойдет, она не хочет. Забудьте.
– Очень-очень жаль. – Физиономия его сделалась грустной. – У нее такой чисто русский тип лица…
– Хотите меня? – пожалел я его. – У меня тоже очень русский тип лица.
– Не очень русский! – сказал наглец, поглядев на меня пристально. – Потом, мужчина в моем фильме второстепенен. Мужчин у Кати, как вы могли понять, прочитав сценарий, будет семеро.
«Так всегда, – подумал я. – Если тебя любят за то, что ты умный, ты хочешь, чтоб тебя любили за то, что ты сильный».
Мне очень хотелось показать себя народу с хуем наперевес, старательно подымающим женщину до высот оргазма. Сознаюсь, у меня мелькнула даже задняя мысль, что порнофильм поможет мне уничтожить будущих моих врагов на исторической сцене. Порнофильмом я смогу послать их в нокаут одним ударом, чтоб суки трепаные не шептали потом обо мне, как о Маяковском, дескать, у поэта хуй был маленький, и, мол, мужчина он был никакой… Лиля Брик… Показать им въяве и вживе, на что был способен поэт и писатель Лимонов, и чтоб потом и пикнуть не смогли! Ты лежишь себе на два метра су-соль[48], как говорят французы, сгнил весь под черным костюмчиком, а они сидят в кинозале, где по большому блату и за большие деньги им показывают фильм. В фильме здоровый и розово- загорелый Лимонов ебет пухлую девушку. И хуй напряженный крупным планом…
