– Когда? – спросил маленький Эдвард.
Жигулин не успел ему ответить, потому что телефон зазвонил опять и Жигулин вернулся, дабы уделить ему внимание.
Ричард сделал еще один джойнт, и мы стали смеяться с ним и менять каналы каждые несколько минут. Маленький Эдвард, который почему-то не был так глубоко омарихуанен, как мы, очень на нас злился. Он хотел смотреть классический ковбойский фильм по девятому каналу.
– Эдвард, – обратился к нему Ричард, нагло улыбаясь, – ты должен научиться возноситься до такой степени, чтобы тебе было все равно, что ты смотришь. Воспитай себя. Посмотри на нас с Лимоновым. Все каналы и все фильмы для нас – одна большая комедия человеческой жизни. Мы рады всему.
– Да, – подтвердил я.
– Это потому, что он француз, – сказал подошедший Жигулин. Сейчас приедет Эвелин, – объявил он всем.
– На хуя? – равнодушно улыбаясь, спросил Ричард.
– Мы что-нибудь сообразим вместе, – сказал Жигулин. – Потом у нее огромная машина. «Бьюик».
– У нас у самих есть машина, – заметил Ричард.
– Будет много людей, – настаивал Жигулин.
Я уверен был, что будет много людей. Жигулин – величайший организатор. Он всегда и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Израиле, и до этого в Москве в совсем еще нежном возрасте организовывал и сплачивал толпы. Потом он, правда, не знал, что ему с толпой делать, но организовывать он умел.
– Кто такая Эвелин? – спросил я Жигулина.
– Драг-дилер, – сказал Жигулин. – Француженка. Оттянула срок, сейчас на пробэйшан[32]. – Он многозначительно помолчал. – Эвелин одна из крупнейших драг-дилеров в Нью-Йорке.
– У нее есть трава? – жалобно спросил маленький Эдвард. – Ты помнишь, Саша, я тебе говорил, что хочу купить травы.
– Она не занимается травой, слишком мелко для нее, но может достать. Она в кокаине, – объяснил важно Жигулин. – Думаю, что и героин у нее есть. Но героина она стесняется…
Опять зазвонил телефон, и Жигулин ушел. Надвигался вечер. Обычный вечер Жигулина. Теперь он будет еще часа два пиздеть по телефону, и будут прибывать все новые люди, пока целою толпою, набившись в машины, они не отправятся кочевать по ночному городу. И будут кочевать до утра, из диско в диско, к рассвету приедут в модный и дешевый ресторан, где каждый будет неохотно расплачиваться.
– Нужно будет угостить Эвелин нашим кокаином, – внезапно объявил Ричард, еще несколько минут назад как будто бы возражавший против прибытия Эвелин.
– На хуя ей твой кокаин? – изумился вернувшийся от телефона Жигулин. – У нее самый лучший кок в городе, розовый нон-кат[33], идиот! – Жигулин покачал головой.
– Сам мудак! – спокойно сказал Ричард. – Мы столько раз нюхали ее кок…
– Ты нюхал… – успел вставить Жигулин.
– Хорошо, я нюхал, – согласился Ричард. – И твоя Катрин нюхала. У драг-дилеров больное самолюбие. Им все время кажется, что их используют и приглашают только для того, чтобы они принесли кок… Я хочу ее угостить, пусть она знает, что мы не из-за кокаина с нею общаемся.
– ОК, ОК, ты прав! – объявил Жигулин и поднял руки.
– У вас есть кокаин? – спросил маленький Эдвард. – Понюхаем? – предложил он.
– Есть, – лениво согласился Ричард, кивнув на валяющийся между бокалами пива и дочиста обглоданными костями воблы пакетик.
– Погоди, Эдвард! – раздраженно приказал Жигулин. – Сейчас появится Эвелин, тогда и понюхаем… Неприлично будет угощать ее остатками.
Маленький Эдвард зло переменил позу, еще более ввинтившись в подушки дивана. Потом нашел в пепельнице остаток джойнта и закурил его. Закашлялся.
Драг-дилер Эвелин появилась в момент, когда маленькому Эдварду удалось, воспользовавшись тем, что моя и Ричардова воли ослабели под действием травы, опять увидеть довольно большой кусок ковбойского фильма. В фильме Джон Вейн и некто похожий на нынешнего Президента, может, это он и был, седлали лошадей. Очень умело.
В мелких, неприятных кудряшках – целая волна их пеной застыла на ее голове – Эвелин уселась рядом со мной. Ричард тотчас предложил ей кокаин, а Жигулин приветственно помахал ей от телефона, с которым он последние полчаса уже и не пытался расстаться.
Эвелин привычно попробовала кончиком языка предложенный ей Ричардом кокаин, который он вывалил на стекло ловко сдернутой им со стены картинки, изображающей одинокую, тщательно вырисованную лошадь. Лицо ее приняло на мгновение снисходительное выражение, но Эвелин не объяснила свое выражение словами. Она послушно занюхала кокаин Ричарда и, улыбнувшись, протянула лошадь в рамочке мне.
– Хотите, сосед? – спросила она.
– Эдвард живет в Париже, – объявил на некоторое время освободившийся от щупальцев спрута- телефона Жигулин. – Он – писатель.
– Как вам нравятся парижские женщины? – спросила Эвелин и повернулась ко мне. – Я – француженка.
Кое-какие парижские женщины мне нравятся. Она мне не понравилась. Прежде всего, она была стара. Когда-то, лет десять тому назад или даже пять, она, я думаю, была очень ничего. Теперь же, увы, слишком