Церкви, но от влияния, которым располагает двухтысячелетняя церковная организация на умы и, главное, постельное поведение миллионов кретинов во всем мире, было бы расточительно-глупо отказываться.
Ничего замечательного в резюме Кардинала Филиппинского Дженкинс не нашел. Однако это вовсе не значило, что три дня назад избранный Папа ничего собой не представляет. Святые отцы, как и любые другие бюрократы, умеют искусно притворяться и не показывать зубы до тех пор, пока не достигнут желаемого высокого офиса.
— Поглядим, поглядим, — пробормотал Дженкинс и выключил видеокомпьютер.
Было 3.58.
Сенатор Ворнер, седеющий красавец 49 лет с лицом актера, первый раз был в «усадьбе», как называли свою штаб-квартиру в Департменте Демографии. Сенатор от штата Аляска чувствовал себя беспокойно. Причиной тому являлась личная просьба, с которой он намерен был обратиться к Дженкинсу после того, как деловая часть визита будет закончена. Предупредительный Кэмпбэлл открыл перед Ворнером дверь в кабинет босса, хотя вовсе не обязан был этого делать, и влияния секретаря самого Дженкинса в правительстве было бы достаточно, чтобы лишить Ворнера офиса, если бы Кэмпбэлл этого захотел. Ворнер вошел и увидел далеко впереди серую фигурку Дженкинса за столом, четверти которого хватило бы, чтобы разместить Христа и двенадцать апостолов для последнего супа. За Дженкинсом помещались два огромных, до самого потолка, окна, рамы коих были выкрашены простой белой краской, а в узком простенке между окнами висела черно-белая, в узкой белой раме, фотография Владимира Ленина, избранного профессором Дженкинсом в качестве наиболее почитаемого политического деятеля.
Ворнер приблизился, Дженкинс, выросший в размерах, встал. Однако не вышел из-за стола.
— Хэлло, сенатор. Прошу садиться.
«Что он знает обо мне?» — лихорадочно спросил себя Ворнер, хотя правильно было бы спросить: «Все ли он знает обо мне?»
— До прихода шефа Муди мы с вами поработаем, сенатор. Сейчас подадут кофе. Если у вас нет никаких специальных новых соображений или поправок по поводу проекта, который вы и Муди собираетесь представить Совету Планирования Консула Безопасности, давайте вкратце пройдемся по проекту, чтобы и мне, и вам было удобнее его защищать перед Советом…
У Ворнера не было поправок. У него была личная просьба, но, глядя на чуждое каким-либо эмоциям лицо Дженкинса, Ворнер смалодушничал и побоялся изложить свою просьбу. «Откажет, — подумал Ворнер, нахмурив красивые черты крупного лица. — Потом, — решил он. — После кофе и до прихода Муди».
— Итак. — Дженкинс включил комбинированную консоль на стене справа от стола, и на экране появилась гигантская первая страница меморандума Ворнера и Муди. — Вы предлагаете ввести региональное, поштатное подразделение демографических организмов в государстве взамен существующего сейчас деления на Ист-Коаст, Вест-Коаст, Юг, Мидл-Ист, Мидл-Вест и Hopс-бюро. Я, как вы знаете, идею поддерживаю, так как считаю, что осуществление ее значительно усилит влияние нашего Департмента в стране. — Дженкинс быстро «залистал» на стене листы меморандума и остановился на странице, густо заполненной цифрами.
— Однако… — Дженкинс повернулся к Ворнеру и посмотрел на Ворнера очень внимательно, даже приблизившись к нему через стол.
Ворнер ясно увидел глаза Дженкинса, в которые вдруг, к своему удивлению, решился взглянуть и взглянул. Глаза Дженкинса были цвета хаки, как форма ребят, охраняющих вход в здание Департмента Демографии. «Или, — подумал Ворнер, — глаза у Дженкинса цвета зеленых олив, помешенных в слишком сильный раствор маринада».
— Однако я предвижу возражения, — продолжал Дженкинс, — со стороны Шефа нашего финансового бюро, не говоря уже о Секретаре Федерального Казначейства. Расходы на администрирование нового аппарата возрастут. Что будем отвечать?..
Ворнер сглотнул слюну и понял, что он не попросит у Дженкинса статус «A» для брата отца жены мистера Джорджа Финкельстайна и мистеру Финкельстайну придется выпутываться самому из проблем, связанных с возрастом мистера Финкельстайна. Заглянув в хаки-глаза Дженкинса, Ворнер понял, что эти хаки-глаза откажут родной матери на основании того, что закон одинаков для всех, и никто еще не уличил неподкупного Дженкинса в коррупции. Раздался резкий стук в дверь, и ловкий, моложавый агент в «бабочке», смокинге и слишком широких брюках вкатил тележку с кофе.
Ночь с 3 на 4 июля 2015 года
В 00.30 Дженкинс коротко покинул здание, чтобы проводить своего русского коллегу до автомобиля. «Бульдоги», не спрашивая его разрешения, привычно поместились вокруг него и Петрова. Петрова ожидали в вестибюле Департмента свои «бульдоги», так что целый ком людей выкатился из здания на высокие ступени и стал спускаться на уровень Пятой авеню, где русского ожидал автомобиль, напоминающий помесь механического крота с бугристым катком для укладки асфальта, новая модель, гордость Петрова.
— Какая ночь! — с удовольствием вдохнул чуть посвежевший воздух Петров. — What a beautiful night![21] — с комичным русским акцентом повторил он и на мгновение остановился, чтобы поглядеть вверх, где установленные вокруг здания сильнейшие прожектора деловито обшаривали черное небо.
— Значительно посвежело, — поддержал восторг Петрова педантичным замечанием Дженкинс. Иной раз русские казались Дженкинсу неумеренно, до сладкости романтичными. — Спасибо за визит и за информацию, — подал русскому руку Дженкинс, — в деле с индонезийцами я вам обещаю самые скорейшие результаты.
— Ох, если бы вы могли поделиться с нами лабораторными исследованиями доктора Розена, дорогой Сол. — Петров мягко пожал руку Дженкинсу и заглянул ему в лицо.
— Это зависит не только от меня, Валентайн, но, как я обещал, я сделаю все возможное…
«Бульдоги» двух дружественных стран шевелились вокруг гибрида русской автомобильной промышленности, а сверху с лестницы за ними равнодушно наблюдал лейтенант Тэйлор — сегодня было его ночное дежурство. «Именно момент для хорошей атаки. Где же твои люди? — думал Тэйлор. — Две таких важных мишени: промахнешься по одной — попадешь в другую». Лейтенант Тэйлор постоянно находился в процессе диалога с воображаемым шефом террористов. «Служба информации поставлена у вас ужасно. Вам нужен новый шеф разведки. Так вы далеко не уедете». — «Вообще-то на твоем месте я совершил бы налет на гражданскую вертолетную станцию, что на Пятьдесят девятой улице, у самой Ист-Ривер. Захватить станцию ни хуя не стоит, а после разбомбил бы к чертовой матери босса с воздуха. Кого угодно легче взять с воздуха…» Тэйлор вздохнул и подумал, что с минуты на минуту прибудет шеф Агентства Национальной Безопасности — человек, равный Дженкинсу по могуществу и количеству власти, сосредоточенной в его руках. И раньше двух часов ночи они свои сверхсекретные дела не закончат. И лейтенант Тэйлор вынужден будет бессмысленно фланировать по этажам здания, ободрять людей, проверять посты, ибо fucking Том Турнер имеет привычку лезть не в свое дело и непременно укажет старику на любую мельчайшую промашку его охраны. И чего старикам не живется мирно? Валялись бы сейчас в постели с хорошенькими девочками, вместо того чтобы разглядывать скучнейшие меморандумы и записки. А с другой стороны, вяло думал лейтенант, в семьдесят три года у Дженкинса, очевидно, не стоит член — что ему делать с девочкой? «Однако старый бастард такой упрямый и сильный, — усмехнулся Тэйлор, — что, возможно, он умеет поднимать свой член усилием воли… А Том Турнер? Интересно, у него еще стоит на девочек? Том младше нашего старика на несколько лет…» Лейтенант Тэйлор считал, что закон 316, пункт «B», пропихнутый в сенате стариком Дженкинсом три года назад, — правильный закон. Мужик кончается, когда у него перестает стоять член. И мужик должен уходить именно тогда, когда у него уже не стоит. А женщина? А женщина еще раньше, чтобы на них не было грустно смотреть… Может, предложить Дженкинсу поправку к закону?
