– Эзра?

– Точно! Целуются, как два голубка. Ага. «Решили воздухом подышать?!» – крикнул я им. Мужик как взвоет.

Все вежливо улыбнулись. Джо-Джо поглядывала на собеседников заискивающе, словно жаждущий ласки щенок.

– Но это еще не все. – Тут Хэнк снова приглушил раскаты своего голоса. – Оказалось, девица-то вовсе не Дэнни. Парень – Эзра, точно. – Он улыбнулся, торжествуя: теперь уж всем придется внимательно его выслушать.

– Еще бренди, Дебора? – предложил Сент-Джеймс.

– Спасибо.

Хэнк завертелся в кресле.

– Теперь он принялся за Анжелину. Представляете?! – Американец зашелся от смеха, хлопая себя в такт по коленке. – Этот Эзра – тот еще петушок, ребята. Не знаю, как у него с этим делом, но старается он вовсю! – Хэнк отхлебнул из стакана. – Сегодня я попытался кое на что намекнуть Анжелине, но эту девчонку не прошибешь. Даже глазом не моргнула. Я вам говорю, Том, если хотите быть в курсе, надо вам тут поселиться. – Он испустил очередной вздох удовлетворения, поправляя на брюхе тяжелую золотую цепь. – ЛЮБОВЬ! Великое дело! Ничто так не действует на ум, как ЛЮБОВЬ! Вы согласны со мной, а, Сай?

– Да, у меня уже много лет голова идет кругом, – подтвердил Сент-Джеймс.

Хэнк ухмыльнулся.

– Смолоду втрескались, а? – Он фамильярно ткнул пальцем в Дебору. – Давно с ним хороводитесь?

– С детства, – не дрогнув, отвечала она.

– С детства? – Хэнк большими шагами пересек комнату и раздобыл еще бренди. Миссис Бертон-Томас громко всхрапнула, когда он проходил мимо нее. – Школьная любовь, как у нас с Горошинкой, а? Помнишь, Горошинка? Малость того-сего-сами-знаете-чего на заднем сиденье. У вас тут есть кинотеатры для автомобилистов?

– Полагаю, этот феномен присущ исключительно вашей стране, – заметил Сент-Джеймс.

– Чего? – Пожав плечами, Хэнк опустился в кресло. Бренди выплеснулось на белые штаны.

Это его ничуть не взволновало. – В школе познакомились?

– Нет. Мы познакомились в доме моей матери. – Саймон и Дебора обменялись заговорщическими взглядами.

– А, она вас и свела, так? Нас с Горошиной тоже специально познакомили. У нас с тобой есть кое-что общее, Сай.

– Вообще-то я родилась в доме его матери, – вежливо уточнила Дебора, – но выросла я в доме Саймона в Лондоне.

Хэнк обеспокоенно нахмурился.

– Слыхала, Горошинка? Так вы родственники, что ли? Двоюродные? – Легко было угадать, что мысленно он перебирает все ужасы близкородственных браков – гемофилия, вырождение…

– Вовсе нет. Мой отец… как ты называешь моего папу? Он твой лакей, камердинер или дворецкий?

– Он мой тесть, – сказал Саймон.

– Представляешь, Горошинка? – с благоговейным ужасом вопросил Хэнк. – Вот это романтика.

Это было так внезапно, неожиданно. Придется как-то приспосабливаться. У Линли оказалось слишком много граней, словно у бриллианта, обработанного рукой умелого ювелира. Каждый раз он поворачивался к ней новой стороной.

Он влюблен в Дебору. Это очевидно. Это можно понять. Но… влюблен в дочь слуги? Барбара тщетно пыталась переварить эту новость. «Как могло подобное случиться с ним?» – дивилась она. Казалось, этот человек полностью контролирует свои чувства и свою жизнь. Как же он допустил, чтобы с ним такое стряслось?

Теперь она могла истолковать странное поведение Линли на свадьбе у Сент-Джеймса. Он вовсе не спешил отделаться от нее, Барбары, напротив, он торопился уйти от зрелища, причинявшего ему боль, не видеть, как любимая им женщина празднует свадьбу с другим.

И она понимала, почему из этих двоих Дебора выбрала Сент-Джеймса. Собственно, ей, наверное, и выбирать не пришлось, ведь Линли никогда бы не опустился до того, чтобы объясниться ей в любви и предложить брак. Разве Линли мог жениться на дочери слуги? Все его генеалогическое древо содрогнулось бы от корней до самой кроны.

И тем не менее он мечтал жениться на Деборе, и теперь он страдал, завидуя Сент-Джеймсу, который отважился пренебречь нелепым предрассудком, помешавшим самому Линли добиться счастья.

Как сказал Сент-Джеймс? «Мой тесть»? Два коротких слова уничтожили социальные барьеры, отделявшие его от жены.

Вот потому-то она и любит его, догадалась Барбара.

На обратном пути она исподтишка наблюдала за Линли. Каково это – знать, что ему не хватило мужества удержать Дебору, мучиться от того, что любви он предпочел титул и семейную спесь? Как же он терзается теперь, как презирает себя! Как он горестно одинок!

Линли почувствовал на себе ее взгляд.

– Вы сегодня хорошо поработали, сержант. Особенно в гостиной. Четверть часа удерживать Хэнка на месте – да за это можно и к медали представить.