когда они ходили смотреть как танцуют дрессированные медведи у подножия лестницы Грешника. Он снова вдыхал вонь жженых волос, когда клеймо бородатых жрецов коснулось его посредине груди. Боль была такой пронзительной, что он думал его сердце тут же остановится, но Арео Хотах и глазом не моргнул. На том месте поверх топора больше никогда не вырос ни один волосок.

Только когда оба лезвия стали настолько острыми, что можно было о них побриться, он возложил свою жену из стали и ясеня на ложе. Зевая, он стянул пропотевшую одежду, бросил ее на пол, и вытянулся на тюфяке, набитом соломой. Воспоминания о клейме вызвали в нем зуд, заставив его почесать перед тем, как закрыть глаза. — «Нужно будет собрать опавшие апельсины», — решил он, и провалился в сон, в котором ему снился их терпкий горьковатый вкус на губах и липкий красный сок на пальцах.

Рассвет настал слишком быстро. У конюшни наготове стояли меньшие из трех конные носилки из древесины кедра с красным шелковым балдахином. Капитан сам отобрал двадцать копий в эскорт из тридцати прибывших с ним в Водные Сады. Остальные будут охранять территорию и детей, некоторые из них являлись родственниками знатных лордов и влиятельных купцов.

Несмотря на то, что принц говорил об отбытии ранним утром, Арео Хотах знал, что ничего подобного не будет. Пока мейстер помогал Дорану принять ванну и забинтовывал его пораженные конечности смазанными в специальных лосьонах бинтами, капитан облачился в кольчугу из медных колец, полагавшуюся ему по рангу, и волнистый коричневый плащ с золотой отделкой из песчаного шелка чтобы уберечь кольчугу от солнца. Денек обещал быть жарким, и капитан уже давно отказался от тяжелого шлема с плюмажем из конского волоса и туники из вываренной кожи, привычные для Норвоса, но здесь в Дорне в них человек мог свариться заживо. Он сохранил только свой железный полушлем, но носил его обернутым в оранжевый шелк, обвив им острый шишак. Иначе солнце напечет ему голову еще до того, как они увидят дворец.

Принц все еще не был готов отбыть. Он решил перекусить перед отъездом кровавыми апельсинами и яичницей из чаячьих яиц с кусочками ветчины и жгучим перцем. Затем уже можно было бы отъехать, но он еще не попрощался с дюжиной особенно любимых сорванцов: с мальцом Дальтом, с выводком Леди Блэкмонт, и с круглолицей сироткой, чей отец торговал тканями и специями по всей Зеленокровой. Беседуя с ними, Доран прикрывал свои ноги роскошным Майришским покрывалом, чтобы скрыть свои раздутые забинтованные конечности.

Только в полдень они наконец выступили в путь. Принц в своих носилках, мейстер Калеотт верхом на осле, прочие пешими. Пять копейщиков следовали впереди, пятеро — позади, и еще по пять с каждой стороны от носилок. Арео Хотах занимал свое привычное место по левую руку от принца, положив свой топор на плечо. Дорога от Солнечного копья к Водным садам проходила вдоль морского берега, и их обдувал легкий прохладный бриз, пока они пробирались через выжженную красно-бурую местность из песка и камня мимо скрюченных засохших деревьев.

На полпути их поймала вторая Змейка.

Она появилась внезапно на вершине дюны верхом на золотистом песочного цвета коне, шкура которого мерцала на солнце словно шелковая. Даже верхом Леди Ним выглядела грациозной. На ней были лилового цвета одежды и большая шелковая шляпа кремового с медью цвета, которая вздувалась от каждого порыва ветра, создавая ощущение, что она вот-вот готова взлететь. Нимерии Сэнд было пять-на- двадцать, и она была стройна словно ива. Ее прямые черные волосы, заплетенные в длинную косу, были перевязаны красно-золотой лентой, складываясь во вдовий пик над черными глазами, в точности как у ее отца. Собрав на своем лице высокие скулы, пухлые губы и молочно-белую кожу она получила всю красоту, что недоставало ее сестре… но мать Обары была шлюхой в Староместе, а Ним родилась у дворянки из древнего рода Волантиса. За ней по пятам следовали дюжина конных копейщиков с блестящими на солнце круглыми щитами. Они последовали вслед за ней вниз по склону дюны.

Принц держал занавески носилок отдернутыми, чтобы они не мешали ему насладиться дующим с моря бризом. Леди Ним мгновенно оказалась рядом, замедлив шаг своей прекрасной золотистой кобылы чтобы приноровиться к движению носилок. — Приятная встреча, дядя, — пропела она, словно случайно очутилась тут на дороге. — Можно я прокачусь с вами в Солнечное копье? — Капитан был с противоположной стороны носилок от Леди Ним, но мог слышать каждое оброненное ей слово.

— Я буду рад, — ответил принц Доран, хотя для тонкого слуха капитана, его голос вовсе не прозвучал радостно. — Подагра и скорбь не самые приятные попутчики. — Насколько его знал капитан, это означало, что каждый камешек на дороге причинял ему боль, словно иглой пронзая изувеченные конечности.

— Справиться с подагрой я бессильна, — ответила она, — но мой отец не видел смысла в скорби. Ему больше по вкусу была месть. Это правда, что Грегор Клиган признался в убийстве Элии и ее детей?

— Он проревел об этом на весь королевский двор, — кивнул принц. — Лорд Тайвин обещал нам его голову.

— А Ланнистеры всегда платят свои долги, — закончила Леди Ним. — Но что до меня, то, похоже, Лорд Ланнистер собирается платить нам нашей собственной монетой. Я получила птицу от нашего дорогого Сира Деймона, который клянется, что мой отец неоднократно пощекотал это чудовище во время схватки. Если это верно, то Сир Грегор все равно что мертв, и нет нужды благодарить за это Тайвина Ланнистера.

Принц поморщился. От боли или от слов племянницы, капитан не был уверен. — Возможно.

— Возможно? Я говорю, так и есть.

— Обара требовала от меня начать войну.

Ним расхохоталась. — Да, она хочет сжечь Старомест. Она ненавидит этот город столь же сильно как наша младшая сестренка его любит.

— А ты?

Ним оглянулась через плечо туда, где находились ее спутники в дюжине шагов позади. — Когда до меня дошла весть, я была в постели с близнецами Фоулерами. — Услышал капитан. — Тебе известен девиз Фоулеров? Позвольте парить! Это все, чего я прошу! Позволь мне парить, дядя. Мне не нужна сильная армия, только моя милая сестренка.

— Обара?

— Тиена. Обара слишком громкая. Тиена такая милая и нежная, что никто ее не заподозрит. Обара превратила бы Старомест в погребальный костер нашего отца, но я не столь кровожадна. Четыре жизни меня вполне устроят. Золотые близнецы Лорда Тайвина в уплату за детей Элии. Старый лев за саму Элию. И наконец, маленький король — за моего отца.

— Мальчик ни в чем перед нами не провинился.

— Мальчишка — бастард. Плод предательства, кровосмешения и адюльтера, если верить Лорду Станнису. — Игривые нотки полностью исчезли из ее голоса, и капитан понял, что разглядывает ее сквозь прищуренные глаза. Ее сестра Обара носит кнут на боку и свое копье на виду, чтобы все его могли увидеть. Леди Ним была не менее опасна, но она держала свои ножи спрятанными. — Только королевской кровью можно смыть убийство моего отца.

— Оберин умер во время схватки, сражаясь за то, до чего ему не было дела. Я бы не назвал это убийством.

— Зови это как хочешь. Мы отправили им лучшего мужчину во всем Дорне, а они вернули нам мешок с костями.

— Он зашел дальше, чем я его просил. «Оцени этого мальчика и его совет, проверь их силу и слабости», — сказал я ему на террасе. Мы в тот день ели апельсины. — «Найди нам союзников, если их можно найти. Узнай, что можешь о смерти Элии, не смей без причины провоцировать Лорда Тайвина», — таковы были мои слова. Оберин рассмеялся и ответил: «Когда это я кого-то провоцировал… без причины? Тебе лучше предупредить Лорда Тайвина, чтобы он не провоцировал меня». Он хотел справедливости ради Элии, но не мог потерпеть…

— Он терпел семнадцать лет, — оборвала его Леди Ним. — Если бы был на их месте, мой отец повел бы свои знамена на север еще до того, как остыло твое тело. Если бы это был ты, сейчас уже на их головы падал дождь из копий.

— Не сомневаюсь.

— И не надо сомневаться, мой принц. Мои сестры и я не хотим ждать еще семнадцать лет, чтобы отомстить. — Она дала шпоры кобыле и умчалась галопом в сторону Золотого копья, в сопровождении своих