— Это значит, господин Цемэх, что вы только что признались в совершении преступления — убийства лидера партии «Возрождения Шенаара» и вашего шефа Шаррукена Тукульти. Вас сейчас арестуют, после чего вы предстанете перед судом. А эта очаровательная юная госпожа — моя помощница, обожающая трансформационную магию. Иными словами — иллюзия, — сообщил сыщик любезным тоном. — Только и всего.

Астаг весело улыбнулась и поклонилась Цемэху, как кланяются в конце спектакля актеры. Цемэх что- то пробормотал и перевел взгляд на сыщика.

— Признался в убийстве? — пробормотал он. — Вот как? И теперь, говорите вы, предстану перед судом? И возможно, буду приговорен?

Румянец, выступивший на его впалых щеках, производил странное впечатление. На тонких губах появилась улыбка. Он медленно, с трудом сделал несколько шагов к Ницану.

— А вы способный человек, — сказал он. — Поздравляю. Я вас недооценил. Вообще, недооценивать противника очень опасно, но это — общечеловеческая черта, я тут не единственный...

Ницан не успел понять смысл сказанного. Цемэх вдруг вскинул руки, словно собираясь прыгнуть. Тощая фигура его вытянулась вверх. Он на мгновение застыл, затем окутался странным мерцающим туманом.

— Ч-черт!.. — отчаянно заорал Ницан, бросаясь туда, где только что стоял преступник. — Лугаль, скорее! Сделай что-нибудь...

Нечто невидимое ударило его в грудь, так что сыщик отлетел к стене и на время словно окаменел. Туманный столб в центре зала осветился изнутри мертвенно-белым огнем, с потолка сорвалась длинная искра, скорее походившая на молнию.

Туман рванулся, словно под порывом сильного ветра, и рассеялся.

Глазам сыщика и оцепеневшей публики предстал почерневший скелет, местами укутанный обгоревшими клочьями ткани. Скелет несколько секунд был неподвижен, затем с сухим стуком рассыпался.

Следует отдать должное Ницану — он оправился достаточно быстро. Покачал головой.

— Увы, господа, — грустно произнес он. — Вот что значит поддаться самоуверенности хоть ненадолго. Я и правда забыл, что имею дело с магом. С очень сильным магом. Он лишил нас возможности довести дело до конца. Мы даже не сможем провести посмертное дознание... — он почувствовал, что больше не может стоять, огляделся по сторонам, нашел свободное кресло и устало опустился в него.

Сидеть ему долго не дали. В сопровождении секретаря и лидера оппозиции к нему приблизился президент. Его превосходительство был бледен, но на губах уже играла любезная улыбка. Ницану пришлось подняться.

— Не уверен в том, что следует предаваться отчаянию, — сказал президент. — Так или иначе, преступника вы изобличили. Да, он лишил нас возможности судить его нашим судом. Но его предпочтение — суд Ануннаков, подземных судей... — Арам-Нимурта покачал головой. — Вы полагаете, это лучше?

— Что ж, будем надеяться, Царица Эрешкигаль окажет ему достойный прием... — согласился Ницан. — Меня, впрочем, куда больше интересовало не наказание. Я хотел, чтобы подробности об этом преступлении рассказал сам преступник. Кое-какие детали у меня до сих не укладывается в общую картину... Поэтому я могу высказать лишь собственные предположения.

— Надеюсь, они все же подкреплены и другими доказательствами, холодно произнес министр полиции. Он, похоже, все еще не мог успокоиться от бесцеремонных манер своего бывшего студента. — Разумеется, мы слышали признание преступника, но оно было сделано под давлением. Останься он жив, любой суд мог бы его не принять во внимание. Так что будьте любезны, изложите нам результаты расследования.

— Конечно, ваша честь, конечно, — устало ответил Ницан. — Я вовсе не собираюсь опираться на признание преступника. Если подумать, так оно было не так уж необходимо. Просто я обожаю внешние эффекты, это может подтвердить господин Лугальбанда.

— Неужели вам понадобился такой сомнительный эксперимент только для того, чтобы удовлетворить страсть к эффектам? — недоверчиво спросил президент. — Нет, я в это не верю. Рассказывайте же, мы все горим желанием услышать ваш рассказ!

— Не волнуйтесь, — подхватил Набу-Дал, — мы простим вам отсутствие второстепенных деталей.

— Благодарю вас, — пробормотал Ницан. — Я, право, не уверен, что они второстепенны. Потому и жаль, что убийца лишил нас возможности провести посмертное дознание, — он вновь посмотрел на груду рассыпавшихся костей в центре зала. — Это уже не воскресишь...

— Неважно, неважно, — нетерпеливо махнул рукой Набу-Дал. — Начинайте, мы действительно сгораем от любопытства.

Президент молча кивнул, подтверждая слова своего соперника. То же нетерпение Ницан читал и на лицах остальных свидетелей недавнего происшествия. Исключение составляли двое: госпожа Сарит Бат- Сави, из-за яркого румянца на щеках производившая впечатление грубо раскрашенной статуи, и Лугальбанда, величественно скрестивший на груди поверх собственной пышной бороды руки и прищурившись, смотревший на своего друга.

Этот его взгляд, не заслуженного, по мнению Ницана, восхищения или хотя бы уважения, оказался последней каплей. Ницан неожиданно взорвался.

— Нет, я так больше не могу! — рявкнул он. — В самом деле, ваше превосходительство, дайте же распоряжение этому чертову эксперту! Мы живем в свободной стране! По-моему, это свинство — лишать человека привычного ему образа жизни!

— Да, конечно... — растерянно сказал Арам-Нимурта. — А о чем я должен распорядиться?

— Все в порядке, ваше превосходительство, все в порядке, — Лугальбанда приблизился к ним, держа в руках полную бутылку лагашской горькой. Ту самую бутылку, которую давеча Ницан получил в подарок от госпожи Сарит Бат-Сави.

Ницан издал радостный вопль, вырвал бутылку из рук эксперта и тут же приложился к горлышку. Видимо, сообразив, что его поведение не вполне соответствует правилам приличия, он поспешно оторвался от настойки, пробормотал: «Ох, простите, ваше превосходительство, может быть, вы тоже хотите?» — и протянул бутылку президенту.

— Нет-нет, спасибо, — президент немного оправился и даже улыбнулся. Не стесняйтесь, господин Бар-Аба, вам нелегко пришлось.

Ницан согласно кивнул — дескать, действительно, нелегко — и с удовольствием воспользовался разрешением высшего должностного лица государства.

— А когда... гм-гм... освободитесь, — продолжил Арам-Нимурта, попытайтесь объяснить — чему мы были свидетелями?

Ницан отставил в сторону наполовину опустошенную бутылку, утер ладонью подбородок.

— Конечно, ваше превосходительство, — сказал он. — Извините, но все эти магические манипуляции высушивают горло. Думаете, зря многие профессиональные маги в конце концов спиваются? Все потому же... Мне это, разумеется, не грозит, — спохватился он. — Да, а насчет того, что произошло... Все дело было в смоквах. Я тут давеча очень захотел свежих смокв. Но оказалось, что сезон кончился больше месяца назад. Представляете? — сказав это, Ницан вновь приложился к бутылке.

Арам-Нимурта переглянулся с Набу-Далом. На лицах обоих политиков, при всей их несхожести, появилось абсолютно похожее профессиональное выражение полного понимания услышанного. Из чего Ницан сделал вывод, что собеседники, разумеется, не поняли ни черта.

— Видите ли, господа, — начал он, — убийство Шаррукена Тукульти представляло собой типичный случай так называемого убийства в запертой комнате. Жертва находится в помещении в полном одиночестве. По показаниям заслуживающих доверия свидетелей никто в эту комнату не входил до совершения преступления и никто не выходил из нее после. Мало того: благодаря системе магической защиты, никто и не мог туда войти. И тем не менее господина Тукульти оставили там живого и относительно здорового, а через короткое время обнаружили убитым.

Ницан не заметил, как начал привычно расхаживать по комнате, вынуждая присутствующих поворачивать головы ему вслед.

— Были несколько деталей, которые поначалу не вызвали у меня должного интереса. Например, похищенный и уничтоженный кем-то гороскоп. Что за гороскоп? Я было решил, что он содержит