бешеным.

Прошло полчаса. Теща и жена вернулись домой и первым делом обследовали стаканы. Вода была не тронута, температура оказалась нормальной, и женщины успокоились, хотя все еще оставались настороже. Больше всего Теофило поразила их любезность.

– Теофило, сын мой, не хочешь ли ты чаю? – спрашивает теща.

– Фило, – говорит жена, называя его именем, которым звала только после венчания, – хорошо бы тебе выпить чашечку чая.

Эта любезность явилась результатом наставлений, полученных от соседей, которые советовали ничем не расстраивать больного, не выводить его из себя, так как любое, даже самое маленькое, волнение может вызвать приступ бешенства.

В этот вечер обе женщины, разумеется, легли спать в соседней комнате и закрылись на все замки и задвижки. А Теофило опять остался один, с термометром подмышкой, с головой укрытый стеганым одеялом и со стаканом воды на столе возле кровати.

Мрачные думы одолели его. Он думал о доме, о службе, о жизни. И перед его глазами возникла теща. Теперь он чувствовал к ней особое отвращение, ему вдруг захотелось бросить ее себе под ноги и растоптать. Потом явилась жена, которая явно и бессовестно поддерживает позорную связь с его шефом; с какой радостью плюнул бы ей в лицо; и, наконец, пред ним предстал сам шеф, этот негодяй, который, используя служебное положение, разрушает семью своего подчиненного; давно бы следовало ему выжечь позорное клеймо на лбу. А так как подобные мысли никогда раньше не приходили в голову несчастного Теофило, то он испугался их и спросил себя: «А уж не взбесился ли я, а?»

И тут он стал убеждать себя в том, что он действительно уже бешеный, и это ему даже понравилось. Теофило достал градусник и, увидев, что тот его обманывал, показывая нормальную температуру, стал дышать на нижний стеклянный шарик, чтобы он нагрелся и стал показывать хотя бы 39. Затем он посмотрел на стакан, доверху наполненный водой, и, чтоб и тут не было никакого обмана, схватил стакан и в два приема выпил все до капли.

Выполнив оба условия, он сел на кровать и начал сам себя убеждать в том, что он бешеный. Опять перед его глазами стояли теща и жена. Ведь вот они сейчас спокойно спят в соседней комнате, а его отделили, как пса, зараженного чесоткой, да еще и закрылись на ключ, боясь, как бы он чего-нибудь не натворил. И тут в голову ему пришла злорадная мысль: а что, если он помешает им спокойно спать?

Теофило поднялся, подошел к их двери и со всей силы стал стучать.

– Кто там? – в один голос закричали испуганные женщины.

– Это я, – отвечал Теофило – Слышите, я сбесился.

– Ой, ой, ой! – вне себя от страха заголосили обе женщины.

– Температура тридцать девять, и стакан воды выпил залпом.

Обе женщины стучали зубами и молчали.

– Но я все же хочу поговорить с вами…

Женщины пошептались между собой, а потом госпожа Дунич подошла к двери, нагнулась к скважине и принялась увещевать мужа тем сладким голоском, которым она говорила с ним только в первые дни после свадьбы.

– Дорогой мой Фило, милый мой Филице, ложись, душа моя, ложись и спи, а утром мы поговорим. Иди и ложись!

Теофило немного успокоился, потому что голос жены напоминал ему первые счастливые дни после свадьбы и еще потому, что он был очень доволен своей затеей. После того как он объявил им о своем бешенстве, он был твердо уверен, что они теперь так же не заснут, как и он. Эта мысль доставила ему особое удовольствие, и он пошел к себе в комнату.

Вероятно, чувство удовлетворения и усталость от нагромождения впечатлений способствовали тому, что Теофило очень быстро уснул и спокойно проспал всю ночь, в то время как женщины до самой зари не сомкнули глаз.

Наутро хорошо выспавшийся Теофило поднялся, сел на кровати и снова принялся за размышления. А чтоб навести известный порядок в своих мыслях, он начал с того, что спросил у самого себя: «Неужели я сбесился?» Он вспомнил, что вечером температура у него была 39 и он выпил всю воду, затем он начал вспоминать о своей жизни все то, мимо чего раньше проходил равнодушно, но что теперь не только волновало, но и возмущало его. Вспомнив, что ему пришлось перетерпеть, он почувствовал в себе силу дать всему этому отпор. Из всего этого он сделал вывод, что он действительно взбесился, и начал думать о том, что бы ему теперь как бешеному надлежало учинить. Разбить окна или поломать стулья? Нет, это слишком дорого обойдется. Уж лучше начать с того, за что не придется платить. И он стал внимательно смотреть по сторонам. Как раз в это время дверь в соседнюю комнату приоткрылась, и в узкую щель просунулась голова тещи, готовой в любую минуту исчезнуть и захлопнуть за собой дверь. Ласковым, воркующим голосом теща спросила:

– Фило, сын мой, как тебе спалось?

– Очень хорошо, – спокойно ответил Теофило. – А вам как?

– А мы всю ночь не спали, все о тебе думали, – отвечала теща, явно приободрившись при виде того, что Теофило выглядит довольно мирно и вполне здраво отвечает на вопросы. Затем она исчезла за дверью, очевидно чтобы успокоить дочь, и уже оттуда спросила:

– Фило, сын мой, не хочешь ли ты чаю?

– Можно и чаю… Приготовьте, если вам не

трудно…

Такой ответ окончательно успокоил обеих женщин, они вышли из своей комнаты и начали свободно ходить по дому. Теофило молча наблюдал за ними, ему пришло в голову, что ведь перед его глазами движутся те самые ненавистные существа, которые вчера вечером не давали ему покоя, и, вспомнив, что он бешеный, он соскочил с кровати, схватил тещу за плечи и начал ее трясти, приговаривая: