скажет: «Это у них в роду». Мейкомб им даёт пособие, подарки на рождество — и поворачивается спиной. Один Том Робинсон, наверно, и обходился с ней по-человечески. А она говорила — он её одолел, и, когда показания давала, смотрела на него, как на самую грязную грязь. Тут я услышала голос Аттикуса:
— Случалось ли вам когда-либо вторгаться на участок Юэлов? Заходили вы когда-нибудь на их участок без особого приглашения от кого-либо из хозяев?
— Нет, сэр, никогда, мистер Финч. Как можно, сэр!
Аттикус нам не раз объяснял, как понять, говорит свидетель правду или лжёт: тут главное даже не смотреть на него, но слушать. Так я и сделала — на один вопрос Том три раза сказал «нет», но сказал спокойно, не хныкал, не канючил, и я ему поверила, хоть он и говорил больше чем надо. Видно было, что он порядочный негр, а порядочный негр никогда не пойдёт в чужой двор, если его не звали.
— Что произошло с вами, Том, вечером двадцать первого ноября прошлого года?
Внизу в зале все разом вздохнули и подались вперёд. И негры позади нас тоже.
Кожа у Тома была совсем чёрная, но не блестящая, а как тусклый бархат. На чёрном лице блестели белки глаз, и, когда он говорил, зубы так и сверкали. Не будь он калекой, он был бы прямо красивый.
— Иду я в тот вечер домой, мистер Финч, — начал он. — А мисс Мэйелла стоит на крыльце, она вам так и сказала. У них было больно тихо, а почему — я не знал. Я иду и удивляюсь, отчего это тихо, а она меня кликнула, велела зайти помочь. Я и вошёл во двор, поглядел кругом, думал, надо дров нарубить, а их не видать, а она говорит — нет, — говорит, — у меня для тебя в доме дело есть. Дверь соскочила с петель, а зима на носу. Я спросил у мисс Мэйеллы отвёртку. А она говорит, отвёртка найдётся. Ну, я поднялся на крыльцо, а она говорит — иди в дом. Вошёл я, поглядел дверь и говорю — мисс Мэйелла, а дверь вроде в порядке. Отворил дверь, затворил — и петли в порядке. А она взяла да и захлопнула дверь. Я всё думал, мистер Финч, почему это так тихо, а тут понял, ребятишек-то ни одного нет, и спрашиваю — мисс Мэйелла, а куда ж все ребятишки подевались?
Чёрное лицо Тома начало блестеть, и он провёл рукой по лбу.
— Я спрашиваю, куда, мол, все детишки подевались? — повторил он. — А она эдак засмеялась… и говорит, в город пошли, мороженое есть. Полный год я им копила семь пятаков, а всё ж таки накопила. Все пошли в город.
Тому было явно не по себе, и не оттого, что он вспотел.
— А вы ей что на это ответили, Том? — спросил Аттикус.
— Я ответил вроде того, что ловко это вы с ними, мисс Мэйелла. А она говорит: ты так думаешь? Только она, видно, меня не поняла… Я-то думал, какая она ловкая, что накопила денег, и какая добрая к детишкам.
— Понимаю вас, Том, — сказал Аттикус. — Продолжайте.
— Ну, я сказал — я пойду, раз у вас для меня работы нет, а она говорит, есть. Я спросил, какая, а она велела: влезь вон на стул и сними тот ящик с гардероба.
— Не с того гардероба, который вы порубили на дрова? — спросил Аттикус.
Том улыбнулся.
— Нет, сэр, это другой. Высокий, под самый потолок. Я снял ящик, стал слезать, а она… она вдруг взяла да… да и обхватила меня, мистер Финч. Я до того напугался, спрыгнул, стул и опрокинулся… Только этот один стул и опрокинулся, а другое всё по местам стояло, когда я уходил, мистер Финч. Бог свидетель.
— А после того, как вы опрокинули стул, что было?
У Тома будто язык отнялся. Он поглядел на Аттикуса, потом на присяжных, потом на мистера Андервуда, который сидел напротив него.
— Том, вы поклялись говорить всю правду. Мы ждём.
Том растерянно провёл рукой по губам.
— Что же было дальше?
— Отвечай на вопрос, — сказал судья Тейлор. Он уже на треть сжевал свою сигару.
— Я спрыгнул со стула, мистер Финч, повернулся, а она как накинется на меня…
— Накинулась на вас? С кулаками?
— Нет, сэр, она… она меня обняла. Обеими руками обхватила.
На этот раз судья Тейлор громко стукнул своим молотком, и в ту же минуту в зале зажёгся свет. Ещё не стемнело, но солнце уже не светило в окна. Судья Тейлор живо навёл порядок.
— А потом что она сделала?
Том через силу глотнул.
— Она встала на цыпочки и поцеловала меня в щёку. И говорит, отродясь ни с кем не целовалась, хоть черномазого поцелую. А что отец с ней делает, так это, мол, не в счёт. Поцелуй и ты меня, черномазый, — говорит. Я говорю — отпустите меня, мисс Мэйелла, и хотел бежать, а она загородила дверь, — не толкать же мне её. Не хотел я её толкать, мистер Финч, и говорю — пропустите меня! А тут как раз мистер Юэл заглянул в окно и давай кричать.
— Что он кричал?
Том Робинсон опять глотнул и вытаращил глаза.
— Не могу я это сказать… ну никак не могу… тут народ, дети…
— Что он сказал, Том? Вы должны повторить присяжным, что он сказал.
Том Робинсон крепко зажмурился.
— Он сказал: «Чёртова шлюха, я тебя убью».
— А потом что было?
— Я сразу убежал, мистер Финч, не знаю я, что потом было.
— Том, вы изнасиловали Мэйеллу Юэл?
— Нет, сэр.
— Нанесли вы ей какие-нибудь побои?
— Нет, сэр.
— Вы противились её заигрываньям?
— Я старался, мистер Финч. Я старался, только я не хотел быть грубым. Не хотел быть грубым, не хотел её толкать.
Тут мне пришло в голову — Том очень воспитанный, прямо как Аттикус. Только после отец мне объяснил, и я поняла, в какое трудное положение попал Том: что бы там ни было, а посмей он ударить белую женщину — и ему конец, вот он и кинулся бежать, а раз бежит, значит виноват.
— Давайте вернёмся к мистеру Юэлу, Том, — сказал Аттикус. — Он вам что-нибудь сказал?
— Нет, сэр. Может, он что и сказал, да меня-то уже не было…
— Достаточно, — оборвал Аттикус. — А то, что вы слышали, кому он говорил?
— Он говорил мисс Мэйелле, мистер Финч, и смотрел на неё.
— И потом вы убежали?
— Да, сэр.
— Почему вы убежали?
— Напугался, сэр.
— Почему вы испугались?
— Были бы вы чёрный, мистер Финч, вы бы тоже напугались.
Аттикус сел. К свидетельскому месту пошёл мистер Джилмер, но в это время в публике поднялся мистер Линк Диз и объявил:
— Вот что я вам всем скажу. Этот малый работает у меня восемь лет, и ни разу я его ни в чём дурном не заметил. Ни разу.
— Попридержите язык, сэр! — загремел судья Тейлор. Сейчас он был ни капельки не сонный и весь покраснел. Удивительное дело, несмотря на сигару, он говорил очень внятно. — Линк Диз, — заорал он, — если вам есть что сказать, извольте это говорить в положенное время и под присягой, а пока чтоб вашего духа тут не было! Понятно? Чёрт меня подери, стану я тут слушать этого фрукта!
