Аттикус никогда ни про кого так не говорил. Он сказал…

— Вот это они самые и есть.

— Ну, если все в Мейкомбе знают, что за народ эти Юэлы, так все рады будут нанять Элен на работу… Кэл, а что это — насильничать?

— Спроси мистера Финча, он тебе лучше объяснит. Ты, верно, голодная? Преподобный отец сегодня что-то длинно проповедовал, всегда он не так скучно говорит.

— Он совсем как наш проповедник, — сказал Джим. — А почему вы так странно поёте псалмы?

— Ты про вторенье? — спросила Кэлпурния.

— Это называется вторенье?

— Да, мы так называем. Так всегда делалось, сколько я себя помню.

Джим сказал — отложили бы за год деньги с церковных сборов и купили бы сборники псалмов.

Кэлпурния засмеялась.

— А что от них толку? Читать-то всё равно никто не умеет.

— Как же так? — спросила я. — Столько народу, и никто не умеет читать?

Кэлпурния кивнула.

— Ну да. В «Первой покупке» читают, может, человека четыре… я в том числе…

— Ты в какой школе училась, Кэл? — спросил Джим.

— Ни в какой. Дай-ка вспомнить, кто же это меня научил грамоте? А, да, старая мисс Бьюфорд, тётушка нашей мисс Моди Эткинсон.

— Да разве ты такая старая?

— Я даже старше мистера Финча, — усмехнулась Кэлпурния. — Только не знаю, много ли. Мы с ним один раз стали вспоминать да рассчитывать, сколько же это мне лет… я помню немножко дальше него, стало быть, я и старше ненамного, женская-то память получше мужской.

— А когда твой день рождения, Кэл?

— Я справляю на рождество, так легче запомнить… а настоящего дня рождения у меня нету.

— Но ты по виду совсем не такая старая, как Аттикус, — запротестовал Джим.

— Цветные не так быстро стареют, как белые, по ним не так видно, — сказала Кэлпурния.

— Может быть, это потому, что они не умеют читать. Кэл, это ты научила Зибо грамоте?

— Да, мистер Джим. Когда он был мальчонкой, у нас тут и школы-то не было. А я его всё ж таки заставила учиться.

Зибо был старшим сыном Кэлпурнии. Если б я прежде об этом подумала, я бы догадалась, что Кэл уже пожилая — у Зибо у самого дети были почти взрослые, только я как-то об этом не задумывалась.

— Ты его учила по букварю? — спросила я.

— Нет, я ему велела каждый день выучивать страничку из священного писания, и ещё была книжка, по которой меня учила мисс Бьюфорд, — вам не угадать, откуда я её взяла.

Мы и не угадали. Кэлпурния сказала:

— Мне её дал ваш дедушка Финч.

— Да разве ты с «Пристани»? — удивился Джим. — Ты нам никогда не говорила.

— Ясно, с «Пристани», мистер Джим. Там и выросла, между «Пристанью» и имением Бьюфордов. Круглый год работала на Бьюфордов да на Финчей, а потом ваши папа с мамой поженились, я и переехала в Мейкомб.

— А какая это была книжка, Кэл? — спросила я.

— «Комментарии» Блэкстоуна.

Джим был ошеломлён.

— И по этой книге ты учила Зибо грамоте?!

— Ну да, сэр, мистер Джим. — Кэлпурния застенчиво прикрыла рот рукой. — У меня других книг нету. Ваш дедушка говорил, что мистер Блэкстоун писал превосходным языком…

— Значит, вот почему ты говоришь не так, как все, — сказал Джим.

— Кто все?

— Все цветные. Кэл, а ведь в церкви ты говорила так же, как они…

Мне никогда и в голову не приходило, что у нашей Кэлпурнии есть ещё другая жизнь. Оказывается, она может существовать как-то отдельно, вне нашего дома, да ещё знает два языка!

— Кэл, — сказала я, — а для чего ты со своими разговариваешь, как… как цветные, ты ведь знаешь, что это неправильно?

— Ну, во-первых, я и сама чёрная…

— Всё равно, зачем же тебе ломать язык, когда ты умеешь говорить правильно? — сказал Джим.

Кэлпурния сбила шляпку набок и почесала в затылке, потом старательно поправила шляпку.

— Как бы это вам объяснить, — сказала она. — Вот бы вы с Глазастиком стали у себя дома разговаривать как цветные, — это было бы совсем не к месту, верно? А если я в церкви или со своими соседями стану говорить как белая? Люди подумают — я совсем заважничала.

— Но ведь ты знаешь, как правильно! — сказала я.

— А не обязательно выставлять напоказ всё, что знаешь. Женщине это и не к лицу. И, во-вторых, людям вовсе не по вкусу, когда кто-то умней их. Они сердятся. Хоть и говори сам правильно, а их не переменишь, для этого им надо самим научиться, а уж если они не хотят, ничего не поделаешь: либо держи язык за зубами, либо говори как они.

— Кэл, а можно мне иногда с тобой повидаться?

Кэлпурния поглядела на меня с недоумением.

— Повидаться, дружок? Да мы с тобой видимся каждый день.

— Нет, можно прийти к тебе в гости? Как-нибудь после работы? Аттикус меня проводит.

— Пожалуйста, когда захочешь, — сказала Кэлпурния. — Мы тебе всегда будем рады.

Мы шли по тротуару мимо дома Рэдли.

— Посмотрите-ка на веранду, — сказал Джим.

Я оглянулась на дом Рэдли — вдруг его таинственный обитатель вылез подышать свежим воздухом? Но веранда была пуста.

— Да нет, на нашу веранду посмотри, — сказал Джим.

Я посмотрела. В качалке — прямая, непреклонная и неприступная, с таким видом, будто она здесь провела весь свой век, — сидела тётя Александра.

— Отнеси мой саквояж в ту спальню, что окнами на улицу, Кэлпурния, — были первые слова тёти Александры. — Джин Луиза, перестань чесать в затылке, — были её следующие слова.

Кэлпурния подняла тяжёлый тётин чемодан и отворила дверь.

— Я сам отнесу, — сказал Джим и взял у неё чемодан.

Слышно было, как чемодан грохнул об пол в спальне. И ещё долго от этого не смолкал глухой гул.

— Вы приехали в гости, тётя? — спросила я.

Тётя Александра не часто выезжала с «Пристани» и уж тогда путешествовала с помпой. У неё был свой ярко-зелёный солидный «бьюик» и чёрный шофёр, оба сверкали такой чистотой, смотреть тошно, но сейчас их нигде не было видно.

— Разве отец вам ничего не сказал? — спросила тётя Александра.

Мы с Джимом помотали головами.

— Вероятно, забыл. Его ещё нет дома?

— Нет, он обычно возвращается только к вечеру, — сказал Джим.

— Ну так вот, ваш отец и я посоветовались и решили, что пора мне немножко у вас пожить.

«Немножко» в Мейкомбе может означать и три дня и тридцать лет. Мы с Джимом переглянулись.

— Джим становится взрослый, и ты тоже растёшь, — сказала тётя Александра. — Мы решили, что